Татьяна Полякова - Бочка но-шпы и ложка яда

— И она ничего не почувствовала? — не поверила я.

— Почувствовала, наверное, сказала, коньяк противный. Но все выпила. А я рюмку незаметно взяла и вымыла.

— Зачем?

— Не знаю. Чтоб никто не догадался. Потом они с Игорем простились с нами и ушли спать, а в двенадцать Игорь пришел в купальню. Вот и все. Может, она все-таки проснулась, пошла его искать, увидела нас в купальне и наглоталась какой-нибудь Дряни? Я в этом не виновата. Я только снотворного ей дала. Что такого? — Она разразилась слезами, потом вдруг закричала:

— Уходите отсюда! Ничего я не знаю. И никакого снотворного не видела и вообще… уходите…

Я отправилась домой в сильнейшем недоумении.

В том, что Ольга сказала правду, я почти не сомневалась. Но тогда выходит, что вместо снотворного в пузырьке был крысиный яд. И Игорь знал об этом.

Вряд ли кто-то другой подменил ядом таблетки.

Игорь был просто обязан увидеть эту подмену, к тому же он сказал, что взял снотворное у Натальи, зачем, спрашивается, если, по словам все той же Ольги, он носил пузырек со снотворным с собой? Значит, крысиный яд в пузырек насыпал он сам. Но зачем? Надо полагать, хотел отравить кого-то. К примеру, ту же Ольгу, раз она была столь настойчива. А шустрая девушка в результате отравила его невесту. Предположим, Ольга подсыпала в коньяк крысиный яд, а Игорь, ничего не зная об этом, дал Крысе снотворное. Это объясняло, почему Крыся не позвала на помощь, почувствовав себя плохо.

Стоило поспрашивать самого Игоря. Но такой возможности я была лишена. Вечером того же дня выяснилось, что Игорь погиб. Возвращаясь из больницы и находясь в шоковом состоянии от потери возлюбленной, он не справился с управлением и на большой скорости влетел в опору моста. На этой истории можно ставить крест, ничегошеньки мы больше не узнаем, раз Игоря нет в живых, а Ольга от своих слов, сказанных мне в квартире, отказалась.

Узнав о гибели Игоря, она буйствовала от горя так, что ее пришлось отправить в больницу. Однако просто забыть эту печальную историю не представлялось возможным, раз она все еще интересовала милицию.

— Как бы на нас всех собак не навешали, — сокрушалась Софья. — Придется самим разбираться, что здесь к чему, если на милицию особых надежд нет.

Милицию, кстати, тоже можно понять: пять несчастных случаев и одно отравление, которое здорово смахивает на самоубийство. О том, что я жаловалась на пропажу крысиного яда, теперь, конечно, вспомнили и прозрачно намекали, что Крыся отравилась сама. Игорь также мог влететь в опору моста по собственной инициативе, потому что считал, что невеста отравилась из-за его измены. В подобной ситуации трудно решить, что для нас хуже: большое рвение органов или их полное равнодушие.

Вот над этим мы с Софьей и ломали головы, сидя на веранде. Макс уехал, чтобы помочь матери с организацией похорон Крыси. Павел исчез, не простясь, когда я была с Крысей в больнице, и это тоже меня беспокоило. Но Павел мог подождать, а вот с разгадкой всей этой истории следовало поторопиться.

— Если Игорь зачем-то носил при себе пузырек с ядом, можно предположить, что он и к остальным убийствам имел отношение, — хмурилась Софья. — К примеру, Хоботов мог узнать о его связи с Ольгой, начал шантажировать, а тот его взял да и утопил.

— И Аглаю тоже он?

— А что? Может, и она знала. А с Алексеем вообще все просто. Тот везде совал свой нос и намеревался погреть руки…

— Он пытался шантажировать меня, а не Игоря, — поморщилась я.

— Может, и его. Почему нет?

— Мы даже не знаем, действительно ли мне тогда звонил Алексей.

— Конечно, он. Все сходится. Менты проверили: он звонил со своего мобильного. Время подходящее.

Не делай такое лицо, лучше подумай, как избавиться от неприятностей. У ментов мы на подозрении, они повышенно вежливы просто потому, что их начальство столбенеет от твоей красоты и знаменитой фамилии. Но ты же понимаешь, это не может долго продолжаться.

— Понимаю, — кивнула я и продолжила:

— Я все думаю о но-шпе. Об этом пузырьке с номером телефона Татьяны. Что-то в этом есть.

— Ну… А что есть?

— Не знаю. Позвони-ка Татьяне и попроси ее приехать.

Татьяна, несмотря на занятость, приехала на следующий день часов в одиннадцать утра. Выглядела она слегка растерянной, но держалась молодцом.

— Знаешь, я ее всегда недолюбливала, — заметила она с печалью, имея в виду Крысю. — А теперь чувствую себя ужасно виноватой.

— Я тоже, — кивнула я.