Андрей Воронин - Слепой. Приказано выжить

— Недурно, — одобрительно повторил Пермяков. — Дверь придется перенести, чтобы был отдельный вход, а в остальном все просто превосходно. Здесь мы и будем встречаться, когда придет время. Разговаривать-то тут можно, товарищ Филер?

— Обижаешь, начальник, — сказал Иван Сергеевич. — Все десять раз проверено и перепроверено. Можешь говорить совершенно спокойно — никто, кроме меня, тебя не услышит. А мне, если честно, просто невтерпеж узнать, что это за информация, которой ты хотел со мной поделиться. Если ты получил ее от Мента, могу побиться об заклад, что она мне давно известна.

— Поспорим? — предложил Политик.

— На три щелбана, — с готовностью принял вызов Филер и протянул для пожатия руку.

Василий Иванович Саблин отзывался на не блистающую оригинальностью кличку «Чапай», сколько себя помнил, а помнил он себя давненько — без малого шестьдесят годков. Иногда его называли Чапаевым или даже товарищем Чапаевым, что не раз приводило к забавным казусам, особенно с молоденькими подчиненными, которые, наслушавшись разговоров старших коллег, случалось, так к нему и обращались: «Товарищ Чапаев, разрешите вопрос?»

В пору своего расцвета Чапай служил особистом в войсковой части, номер которой никому не интересен, незадолго до ухода на заслуженный отдых был переведен в столичный военный округ и, демобилизовавшись в чине подполковника, осел в свой московской квартире. Ни жены, ни детей Чапай не имел, пенсию получал вполне себе приличную, за большими деньгами не гнался и жил тихо и скромно, временами, когда приходила такая охота, подрабатывая ночным сторожем то на какой-нибудь стройке, то на расположенной недалеко от дома платной автомобильной стоянке.

Когда позволяла погода, Чапай проводил львиную долю своего свободного времени во дворе, где в компании других пенсионеров и прочей праздношатающейся публики мужского пола развлекался настольными играми — шашками, шахматами, а чаще всего демократичным домино. Забивая козла, Василий Иванович попутно мотал на ус разговоры партнеров по игре — не затем, чтобы кому-то их пересказать, а просто по старой армейской привычке. Ему нравилось знать, чем дышат окружающие, и за годы, проведенные на пенсии, он досконально изучил подноготную всех, от мала до велика, жильцов своего пятиэтажного дома.

Лет пять назад у него появился еще один побочный заработок. О заработке этом не подозревали ни его партнеры по домино и шашкам, ни даже участковый Сидоркин, который частенько консультировался с всезнающим Чапаем по различным вопросам — кто, с кем, сколько приняли, в котором часу разошлись, и не было ли после этого во дворе какого-нибудь подозрительного шума.

Тогда, почти ровно пять лет назад, по дороге из магазина с Василием Ивановичем заговорил какой-то представительный гражданин приблизительно одного с ним возраста — вежливо обратился по имени-отчеству, назвался сам и спросил, не хочет ли Чапай немного поработать по основной специальности. Стелил он мягко, но Чапай не зря оттрубил в особом отделе полных двадцать лет, и предъявить документики вежливому гражданину все же пришлось. Сделал он это с готовностью, охотно согласившись, что порядок должен соблюдаться во всем. Показанное им Василию Ивановичу удостоверение было выдано на имя генерала ФСБ Потапчука. Звали генерала Федором Филипповичем; именно так он и представился, и такая генеральская откровенность в сочетании с его информированностью о профессии и месте службы собеседника, а также тем обстоятельством, что удостоверение у него было самое настоящее и даже не просроченное, сразу расположила к нему недоверчивого Чапая.

Так Чапай вернулся в органы — с пакетом, где лежали две бутылки кефира и нарезной батон, в одной руке, и тросточкой, которой обзавелся на случай внезапного обострения артрита, в другой. Ни формы, ни служебных документов, ни, тем паче, оружия вежливый Федор Филиппович ему не выдал. Каких-то особенных полномочий Василий Иванович тоже не получил, да он во всем этом и не нуждался. На пенсии оказалось до чертиков скучно, и было приятно сознавать, что о нем не забыли, вспомнили и сочли возможным доверить какое-никакое дело — причем, судя по тому, что вербовать его явился не зеленый лейтенантишка, а целый генерал, дело весьма ответственное, невзирая на кажущуюся его простоту.

Впрочем, по поводу простоты отставной особист нисколечко не заблуждался. Автомат Калашникова образца тысяча девятьсот сорок седьмого года тоже устроен сравнительно просто, а с того самого года и по сегодняшний день был и остается самым продаваемым и распространенным в мире оружием. Что уж говорить о работе компетентных органов! В этой работе никакой простоты, кроме кажущейся, не бывает — это Василий Иванович усвоил, как таблицу умножения.