Андрей Воронин - Слепой. Приказано выжить

Появление в «Фортуне» этого «серого кардинала» было вызвано таким немаловажным обстоятельством, как смена владельца клуба. Чтобы установить имя нового хозяина, не в меру любопытному сотруднику налоговой полиции пришлось бы размотать длинную цепочку подставных лиц и организаций, и это был бы мартышкин труд, поскольку, пройдя до конца нелегкий, мудрено петляющий путь, любопытствующий следопыт, как в глухую стену, уперся бы в Андрея Родионовича Пермякова. Да, сказал бы тогда Андрей Родионович (естественно, лишь в том случае, если бы по странной прихоти снизошел до разговора с налоговым инспектором или следователем прокуратуры), — да, сказал бы он, данным объектом недвижимости действительно владею я. Владею на вполне законных основаниях и в силу причин, которые вас никоим образом не касаются, не желаю афишировать это обстоятельство. У вас есть ко мне еще какие-то вопросы? Если нет, прошу извинить: у меня дела.

После чего собеседнику осталось бы только написать предсмертную записку и покончить с собой, не дожидаясь, пока с ним покончат другие. Но описанная ситуация была невозможна в принципе, по определению: выйти на настоящего хозяина «Фортуны» мог бы только очень опытный и талантливый сыщик, а у таких людей, как правило, хватает ума вовремя остановиться и не задавать дурацких вопросов деятелям наподобие Андрея Родионовича Пермякова.

Пройдя по вымощенной гранитной брусчаткой дорожке, они остановились у крыльца. Крыльцо, не единожды отремонтированное, сохранило первоначальную форму: низкие широкие ступени, числом пятнадцать, спускались вниз пологим полукругом. Защитой от дождя и солнца служил опирающийся на четыре колонны портик, построенный, как и вся усадьба, в строгом классическом стиле. Не поворачивая головы, Иван Сергеевич Буров коротко кивнул, и один из сопровождавших их телохранителей, забежав вперед, отпер высокие дубовые двери. С усилием потянув на себя массивную, старинной работы бронзовую ручку, он открыл правую створку и замер рядом, как изваяние. Выражение лица у него отсутствовало совершенно, словно кто-то шутки ради отвинтил ему голову и пристроил на ее место подходящий по форме и размеру булыжник. Через секунду после того, как перестал двигаться, он сделался неотличимо похожим на манекен в строгом деловом костюме, и нужно было хорошенько приглядеться, чтобы заметить, что он время от времени моргает глазами.

Зрелище было привычное, обыденное, но в эту минуту Иван Сергеевич Буров вдруг понял, что оно еще и очень приятное. Само по себе оно ничего не означало: на свете полным-полно холуев, готовых лебезить перед кем угодно. Но у двери в позе манекена стоял не барачный шнырь или ресторанный халдей, а майор федеральной службы охраны, и это в корне меняло дело.

— Прошу, — сделав приглашающий жест в сторону крыльца, сказал Иван Сергеевич. — Пора, наконец, хорошенько осмотреть приобретение, ты не находишь?

— Пора, — согласился Андрей Родионович Пермяков и вдруг усмехнулся. — Диву даешься, до чего живучими оказываются некоторые впечатления!

— Ты это о чем?

— Да так, о своем, — неторопливо поднимаясь по ступенькам, ответил Пермяков. — Ты вот сказал сейчас: осмотреть приобретение. И сразу вспомнилось, как мы с Маринкой свой первый дом в Крыму покупали. Молодые были, глупые, денег не считали — потому, наверное, что и считать-то было нечего. Он нам сразу приглянулся буквально с первого взгляда — все, решено, берем, заверните в бумажку! А потом, когда прежние хозяева барахлишко свое вывезли, правда жизни изо всех углов так и полезла: фундамента, считай, нет, полы гнилые под ногами прогибаются, крыша течет, печка не работает, водопровод уж год, как обрезан, окна не открываются, а если поднатужился и открыл, так черта лысого закроешь… И долгов десять тысяч — зеленью, естественно. В общем, полный комплект.

— Молодо-зелено, — с понимающим видом кивнул Буров. — И?..

— Да как-то выкрутились. Было бы желание, а выход всегда найдется. Отремонтировали, пожили пару сезонов, потом хибару снесли, а на ее месте нормальный дом построили… А потом продали. Теперь там, по слухам, какая-то певичка живет — Апина, что ли…

— Ксюша — юбочка из плюша?

— Вот-вот. Эх, где ты, молодость!

— Да ну ее к псам, — сказал Иван Сергеевич. — Как вспомнишь, так вздрогнешь. Углы эти съемные, зарплата символическая — что заработал, то и проел, да еще и не хватило… Начальник, как водится, долдон, ночью ребенок спать не дает, днем жена пилит… А что молод, здоров и собой хорош, так это кажется нормой, на которую не обращаешь внимания. И только потом, когда от всего этого и следа не осталось, спохватываешься: где ты, молодость?