Валентин Курицын - Томские трущобы

— Чего там не видали-то! Уж пить, так пить, как следует. Ты, ведь четыреста рублей, говоришь, выиграл, так и развернись по-настоящему… в «Европу», аль в «Россию» поедем!

— Что ж и это можно.

Они взяли извозчика и покатили прямо в «Россию».

Было часов семь вечера. В общей зале гостиницы, куда мимоходом заглянули наши друзья, народа было всего два или три человека. Из биллиардной доносился звук шаров. Не снимая пальто Иван Семенович и Егорин пошли наверх. Перед ними появился лакей в почтительной, ожидающей позе.

— Дай нам кабинет, — отрывисто бросил Иван Семенович, — угловой свободен?

— Так точно!

— Ну, вот, и отлично, здесь мы и обоснуемся.

Они прошли в кабинет.

Это была большая высокая комната, оклеенная темно-зелеными обоями, стоял стол, покрытый белоснежной скатертью. В углу виднелось пианино. Лакей повернул кнопку и мягкий бледный свет электричества залил кабинет.

— С чего же мы начнем, — спросил Иван Семенович, после того, как они разделись и присели на диван.

Лакей опустил оконные шторы, поправил скатерть и протянул собеседникам карточку.

— Нешто шампанской выпьем, как ты думаешь, Кондратий Петрович, предложил Кочеров.

Егорин утвердительно кивнул головой.

— Какой марки прикажете-с, — изогнулся лакей.

— А шут их разберет, ваши марки, тащи, что подороже.

— Заморозить прикажете-с.

— Ну понятное дело! А закусить-то ведь чего-нибудь надо, Кондратий Петрович.

— Гм, закусит! Чего бы такого съесть.

— Семга-с есть, отличная, икра свежая, стерляди живые есть, докладывал лакей.

— Ну, ладно, — махнул рукой Кочеров, — давай нам и того и другого и третьего. Гулять так гулять, правильно я говорю, Кондратий Петрович!

— Вестимо дело! Ты у меня парень с головой. Одно дело — пончик, иное каравай ржаной, — поддакнул Егорин.

— Сию минуту-с, все будет подано!

Лакей вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь. Иван Семенович подошел к одному из окон, выходящему на Нечевскую улицу, приподнял тяжелую штору и посмотрел вниз. На улице уже совсем стемнело…

В отблеске электрического фонаря, зажженного у подъезда ресторана, порой мелькали силуэты прохожих.

В такую холодную темную ночь, когда идет дождик и ветер жалобно шумит в телеграфных проводах, светлый и уютный кабинет кажется еще уютнее и светлее.

— А, ведь, без женского сословия скучно будет! — обернулся от окна Кочеров.

— Что ж, послать можно, — безразличным тоном отозвался Егорин, нажимая кнопку звонка.

Явился лакей.

— Звонить изволили?

— Да, вот нужно будет извозчика с запиской послать.

Иван Семенович вынул из кармана записку и протянул ее лакею.

— Вот, посылай извозчика к Орлихе.

— Слушаю-с…

На столе появилось шампанское.

Вино запенилось в бокалах. Час спустя, в дверь кабинета раздался легкий стук.

— Можно! — послышался за дверью молодой, нежный и приятный голосок.

Иван Семенович со всех ног бросился к двери.

— Милости просим. Пожалуйте! — расшаркивался он перед входящими девицами. — Екатерина Михайловна, — продолжал он, позвольте вам помочь! Дайте сюда ваш шарф! Дождиком вас замочило немножко?

— Нет, экипаж был крытый. Только вот в подъезд входили, так немного спрыснуло. Ну да дождик же: льет, как из ведра, — оживленно рассказывала Катя, сбросив на руки Ивана Семеновича свой модный темно-малинового бархата сак. На пышных, светло-русых волосах девушки, выбившихся из-под черного шелкового шарфа, блестели дождевые капельки. Щеки ее горели румянцем оживления.

— Ну-с, господа, теперь поздороваемся как следует! Здравствуйте, Иван Семенович! Ой, ой, — да не жмите же так больно руку. Что у вас за странная манера!

Катя с легкой улыбкой подула на свои маленький пальчики, побелевшие от рукопожатия Кочерова. Тот виновато наклонил голову.

— Простите великодушно, Екатерина Михайловна: от радости великой, что вас увидел!

— Вот, господа, позвольте вам представить новую «тетенькину племянницу». Прошу любить да жаловать! Кланяйся, Шура, господам пониже!

Господа почет любят.

Другая девушка, приехавшая с Катей, рослая, прекрасно сложенная шатенка лет восемнадцати, вспыхнула и смущенно пробормотала: «Ах, какая вы… просмешница!»

— Ничего, ничего, Шурочка, не смущайся! Будь как дома! Ходи веселей!

— Займись барышней, Кондратий Петрович! Ты ведь свеженьких-то любишь!

А она только неделю из деревни… Посмотри, даже загар деревенский не прошел!