Элмор Леонард - Бандиты

Дагоберто побрызгал на себя водой, сильно растер лицо полотенцем, но красивее от этого не стал.

— Этот человек irlandes? — переспросил он.

— Irlandesnegro — «черный ирландец» и большой дока. Таскается по барам, болтает направо и налево. Отличное прикрытие. Всем понятно: этот болтун не может быть агентом.

— Что вы с ним сделаете?

— Лично я ничего не буду с ним делать, — возразил Уолли Скейлс. — Я собираюсь провести три недели в «Хилтон-Хед», отдохнуть от этой чертовой влажности и ничего не делать, только наслаждаться мыслью, что сыграл важную роль в судьбоносной борьбе своего народа. Звучит неплохо, а? Я способен разрешить практически любую ситуацию, но так далеко я заходить не стану. Это вы боретесь с оружием в руках против деспотичного правительства и его эмиссаров. Если вы провалитесь, я мало что теряю, разве что капельку самоуважения, это я как-нибудь переживу. А вот вы можете загубить свою миссию и потерять все.

Дагоберто напряженно слушал, скосив глаза, потом швырнул полотенце в корзину, и его налитые кровью глаза внезапно вспыхнули огнем.

— Черт побери, хотите что-то сказать — говорите прямо!

— Его зовут Джеральд Бойлан, он остановился в триста пятом.

— Хотите, чтобы я его нейтрализовал?

Уолли покровительственно опустил руку на плечо Дагоберто.

— Разве я об этом говорил? С моей стороны подобное высказывание было бы недопустимым. Это кто-то другой подсказал вам такое решение.

Кловис, шофер Дика Николса, отошел от длинного белого лимузина и направился к парню в черном костюме, стоявшему по ту сторону улицы, близ входа на кладбище. Парень сторожил черный «крайслер», он долго стоял неподвижно, а потом, отойдя от ресторана, перешел поближе ко входу на кладбище и снова застыл, словно статуя. Умеет же человек стоять истукан истуканом!

— Как дела? — окликнул его Кловис.

Парень кивнул в ответ. Так, слегка кивнул. Вблизи он смахивал на черномазого, только посветлее и с примесью чего-то такого китайского, к тому же еще и волосы прилизаны.

— Надоело, да?

Парень не ответил, надоело ли ему стоять у ворот кладбища, словно еще одна статуя. Кловис посмотрел в другую сторону, на ресторан — здоровенное здание с полосатыми тентами вдоль всего фасада и неоновыми огнями на крыше.

— Смахивает на корабль, а? Правда ведь? Мне всегда казалось, он похож на корабль. — Снова обернувшись лицом к странному парню, Кловис принялся втолковывать ему: — Меня зовут Кловис. По-моему, твой босс, один из тех двух парней, которые вышли из этого «крайслера» — или ты работаешь на обоих? — встречается сейчас с моим боссом. — Кловис выждал минуточку, но парень все так же торчал, словно зомби, у металлической решетки, отгораживавшей мертвых от живых. — Ты по-английски-то говоришь? Если не говоришь, чего я корячусь? А если говоришь, что у тебя за пробка в заднице, что ты рта, на хрен, открыть не можешь? Ты хоть понимаешь, что я говорю?

Фрэнклин де Диос улыбнулся в ответ.

— Вот черт! — восхитился Кловис. — Вроде ожил.

Фрэнклин де Диос закивал и сказал:

— Я учил английский с рождения, но я мало пользовался им до последнего времени. Люди, на которых я работаю, не говорят по-английски.

— Ты приехал из Никарагуа?

— Да, оттуда. Я учил испанский, но дома я сперва учил английский и в школе тоже.

— Погоди-ка. Говоришь, ты родом из Никарагуа, но в детстве не говорил по-испански? Как же так?

— Нас потом заставили. Я — мискито. Понимаешь? Я индеец. Сандинисты заставили нас учить испанский, но раньше я учил английский.

— Ты индеец? Взаправду?

— Взаправду.

— Скажи что-нибудь по-индейски.

— Н-ксаа.

— Что это значит?

— «Как дела?»

— Да, ты взаправду индеец, — рассмеялся Кловис.

— Взаправду.

— А почему ты не отвечал, когда я поздоровался с тобой и когда я болтал весь этот вздор?

— Я не знал, кто ты.

— Я сказал тебе, кто я. Ты такой застенчивый? Слышь, а я-то думал, ты из наших. Понимаешь, о ком я? Думал, ты тоже черномазый.

— Да, отчасти. Остальное — мискито.

— А тот парень, на которого ты работаешь, он тоже индеец?

— Нет, он с Кубы, а потом стал никарагуанцем. И тот, второй, полковник, тоже никарагуанец. Мы оба сражались против сандинистов, но каждый сам по себе. Не знаю, почему он не любит сандинистов. Я их не люблю, потому что они пришли к нам, убили людей, животных убили, коров постреляли из автоматов и заставили нас уйти из Мусаваса. Сожгли все деревни мискито и заставили нас переселиться в asentamientos . Это вроде концлагеря.