Валерий Горбунов - Секреты для посвященных

— Ступай к Святскому и повинись. И не вреди ему больше. И Барыкина Костю не трогай. Я ведь знаю, что у тебя на уме. Если с ним что случится, тебе несдобровать. Ты меня знаешь. А что касается нас с тобой… то дорожки наши, Клычев, разошлись, раз и навсегда. Тебе налево, мне направо. Разбежались.

Дверь скрипнула. Она легко спрыгнула с верхней ступени крутой лесенки на мягко пружинящий грунт и скрылась за деревьями.

Через пару минут, придя в себя, сиганул с верхней ступени вниз и Клычев. На расплющенном комке вывороченной из земли глины четко отпечатался след рифленой подошвы его новых японских сапог.

У общежития Клычев столкнулся с приезжим журналистом. Пришлось постоять с ним несколько минут, перекидываясь ничего не значащими фразами. Внутри у Клычева все клокотало. Он был сейчас как робот, получивший приказ начальника и неукротимо стремившийся к назначенной ему цели. Все помехи на пути к ней раздражали его.

Наконец он отвязался от Грачева и помчался дальше. Вот и здание конторы. Матово светятся окна. Он обошел дом со стороны леса. Здесь тоже было окно. Между шторами имелась щель. Он приподнялся на цыпочки и заглянул внутрь.

Он увидел Святского, стоящего у раскрытого сейфа и держащего в руках толстую пачку денег. Мгновенно, как стружка от зажженной спички, в Клычеве вспыхнула былая злоба. Он уже позабыл о заложенной в него Раисой команде — пойти к Святскому и повиниться перед ним. Перед ним сейчас был соперник, враг, и была куча денег, которых он добивался всю свою жизнь. Он их пытался заработать диким, изматывающим душу и тело трудом, а сейчас мог заполучить одним махом. Он стоял, вцепившись онемевшими пальцами в раму окна, и чувствовал, как в нем поднимается, набухая и набирая градусы, огнедышащая лава, грозящая затопить, погубить и Святского, и его самого, Клычева.

На глазах у Клычева главный инженер взял со стола пачку денег и, поразмыслив немного, протянул ее какому-то человеку. Тот обернулся. Клычев узнал бригадира Вяткина, давнего своего соперника.

Вяткина привела в контору острая нужда. Можно даже сказать, беда. Впрочем, поначалу он это бедой вовсе не считал. Ну, залез в казенный карман, взял деньги, но ведь не для себя, а в интересах дела. Нужно было срочно расплатиться с шабашниками, в данном случае — со своими же рабочими, которые подрядились за две недели соорудить в нерабочее время склад. Необходимость строительства склада, где хранилась бы произведенная из древесных отходов мелочь — шпальник, тарная дощечка, щепа, — ни у кого сомнения не вызывала. С ведома главного инженера Вяткин для расплаты с рабочими залез в казенные деньги. Главное, расплатиться, а там видно будет, как-нибудь вывернется, как не раз уже выворачивался.

Но тут случилась забастовка в автохозяйстве, в разные организации пошли анонимки (вон даже до Москвы дошли — корреспондента прислали), в леспромхоз зачастили с проверками комиссии. Каждое лыко ставят в строку. То, что раньше сходило, теперь могло послужить причиной серьезных неприятностей. Долго ли хозяйственную предприимчивость объявить преступной махинацией? У нас это быстро, раз-два и готово. Обвинительная речь прокурора.

Во вторник Святский строго-настрого предупредил Вяткина, чтобы с отчетностью навел полный ажур. «Не выйдет — приходи, помогу». Вяткин хотел обойтись без подмоги, прикидывал и так и этак — не выходит. Хочешь не хочешь, а придется идти за подмогой к Святскому. Для визита в контору выбрал пятницу — конец недели, все дела закруглены, можно не спешить, поговорить спокойно, без помех.

День клонился к вечеру. И хотя погода испортилась, небо затянули тучи, задул холодный ветер, Вяткин, направляясь в контору, шел не спеша, получая от своей прогулки удовольствие. Он любил лес и знал его. Накрепко запала ему в душу отцовская наука. Как-то раз сын, располагаясь на отдых, воткнул топор в ствол и тотчас же услышал гневный окрик отца: «Что делаешь! Дерево — живое. Ему же больно!»

Отец воспринимал лес как живое существо, наделял породы деревьев разными чертами человеческого характера. Позже Борис прочел об этом в одном журнале: древние считали, что береза отличается постоянством, яблоня — твердостью, ель — терпением… То, что ему представлялось отцовской наукой, оказывается, шло из древности, переходило из поколения в поколение. А сейчас стало напрочь забываться. «Природа — мастерская, и человек в ней работник…» «Нечего ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача…» По дороге Вяткин с болью то тут, то там отмечал раны, нанесенные лесу человеком: изуродованные трупы деревьев, искалеченный подрост, перепаханная тяжелыми гусеницами земля, с которой здесь и там грубо сорвали верхний плодородный слой.