— Ну и почему мы этого не делаем?
— Лесопереработка не может. Нет нужной техники… Нет навыков. Да что там — обыкновенной хозяйской заботы нет.
Вячеслав понимал: то, что говорит ему Вяткин, наверняка отголосок тех долгих разговоров, которые бригадир вел со своим единомышленником — главным инженером. Все это выглядело довольно верным… Но раздражала маниловщина, печальным знаком которой были отмечены многочасовые рассуждения — как Дон Кихота, так и его верного оруженосца.
— Мы много говорим. Но надо что-то и делать. Почему бы, скажем, не организовать с англичанами совместное предприятие по переработке леса?
— А это вы лучше спросите у нашего бывшего начальника Курашова. Он в главке, ему сверху видней.
— А сами вы ничего не можете?
— Можем! Бросить работу к чертовой матери и не начинать, пока наш дорогой товарищ Курашов не сдвинет дело с места.
— И вы тоже призываете к забастовке? — чуть ли не с ужасом воскликнул Вячеслав.
Вяткин расхохотался:
— Где уж нам… Будем, как раньше, перебиваться с хлеба на воду. И канючить, канючить, канючить…
Вяткин поднялся с пенька, вытер губы ладонью.
— Эй, ребята, кончай перекур! А то корреспондент сердится: фотографировать нечего.
И, повернувшись к Вячеславу спиной, на которой отчетливо была видна неловко затянутая ниткой прореха, он зашагал в глубь леса.
Вячеслав был разозлен. Давно уже не поворачивались к нему спиной во время разговора. Ну и бригадир! Не сам ли Обломов собственной персоной только что уютно сидел перед ним на пеньке, поедая с пухлой ладошки лесную землянику? К слову сказать, Грачеву в первый момент тоже жутко захотелось земляники, красной с зелеными бочками, которую ел Вяткин, он даже ощутил жжение на кончике языка, словно его коснулся кисловатый душистый земляничный сок. Но он отогнал от себя это детское желание, дав волю мыслям — злым, критическим… Здесь, в бригаде Вяткина, и не думали обедать по очереди, как в бригаде Клычева, не хотели лишать себя ради плана удовольствия от общего обеда — с неторопливым перекуром, с шуткой. Перед глазами Вячеслава еще стоял деятельный, весь подчиненный высокому рабочему ритму Клычев, в ушах звучали произнесенные им слова «хозрасчет», «самоокупаемость», «бригадный подряд». Конечно, он не мог не видеть на делянке Клычева искромсанной земли, с которой, как живая кожа с человеческого тела, то тут, то там был грубо сорван дерн, изувеченного подлеска, срезанных по ошибке и брошенных за ненадобностью деревьев, вздымающих к небу руки-сучья, брошенных металлических тросов, которые извивались среди потоптанной травы, подобно гигантским змеям. Впрочем, скорее они напоминали лассо, наброшенное на шеи издыхающих искалеченных деревьев. Он видел все это, конечно, в поле его зрения это физически попадало, но не вызывало негативных эмоций: работа есть работа, ее в белых перчатках не сделаешь.
Перестройку, что ни говори, двигают такие люди, как Клычев, — сильные, энергичные, предприимчивые. А не болтуны, лодыри и ловчилы. Вячеславу казалось, что он сделал свой выбор, нашел ответ на извечный вопрос: кто виноват?
И вдруг… Через пару дней его ушей достигла новость: у Вяткина — беда: загорелась щепа, заготовленная бригадой в больших количествах. Огонь мог перекинуться с площадки, где хранились древесные отходы, на сухой лес, и тогда заполыхала бы тайга. Выручила природа, которая, как бы не надеясь на человека, не доверяя его слабым возможностям, сама пришла себе на помощь — хлынул проливной дождь. Это помогло справиться с пожаром.
— А отчего загорелось-то? — поинтересовался Вячеслав в профкоме. Ему ответили:
— Говорят, от непогашенного окурка…
Вячеслав вздрогнул: постой, постой, где-то на днях он слышал это слово — окурок… Ах да, его произнес Клычев, и как раз применительно к запасам щепы, заготовкой которой увлекается Вяткин. Припомнились и другие слова Клычева: «Жаловаться — не в моем характере. Если кто у меня на пути встанет, я другие меры принимаю». Вспомнилось, каким мрачным блеском светились при этом в узких щелках век глаза Клычева, как угрожающе сжимал он кулаки… А что, если пожар — результат не случайного загорания, а принятых Клычевым мер?
Вячеслав пристально глядел окрест себя сквозь толстые линзы очков, но видел смутно, деревья наступавшего со всех сторон леса двоились и троились, а лица людей, с которыми он встречался и разговаривал, поминутно меняли свое выражение, казались то добрыми, то злыми.
Читать дальше