Но Юшкас ни о чем не спрашивал. Медленно, неторопливо текла беседа. Воспоминания о далеких годах сменялись разговором о делах сегодняшних, о последних днях жизни и работы Альберта Шамайтиса. И только когда Юшкас повел речь о трагической смерти старого профессора, Мария преобразилась. Она подняла дрожащую руку и заговорила так, будто произносила заклинание:
— В смерти Альберта мы все видим волю всевышнего. Мой муж был грешен. И я скорблю, что он, не успев раскаяться, ушел из этого мира. Я молюсь за него и буду молиться до конца дней своих. — Широким, размашистым жестом Мария осенила себя крестом.
Юшкас не перебивал. Он смотрел на старую женщину, говорившую исступленно, самозабвенно. Он начинал понимать, что перед ним — религиозная фанатичка.
В этот день Ивар Юшкас недолго сидел у тети Марии — так по старой привычке он называл ее. Выйдя из дома, он несколько раз вдохнул полной грудью свежий воздух и провел рукою по лбу, словно отгонял неприятные видения.
На утро следователь был приглашен к сотруднику Комитета государственной безопасности. Он остался доволен большим и содержательным разговором с полковником Алексеем Николаевичем Беловым и в докладе прокурору охарактеризовал его коротко и ясно:
— Очень толковый и знающий человек!
Из беседы с полковником Юшкасу особенно запомнились слова:
— Товарищ Юшкас, давайте на минуту раздвинем служебные рамки, подумаем, порассуждаем — не является ли гибель Шамайтиса еще одним звеном в борьбе реакции против сил прогресса и демократии? Есть кое-кто среди нас, кто говорит о возможности идеологического сосуществования. Мне представляется, что гибель Шамайтиса — трагический и отрицательный ответ этим людям.
После беседы с Беловым Юшкас опросил людей, знавших профессора, бывавших в его доме, живших по соседству в городе и на даче, ознакомился с опубликованными трудами ученого, несколько раз долго и задушевно беседовал с Катре, приходящей домашней работницей семьи Шамайтис. Юшкас старался выяснить, как жил погибший, кто интересовался его жизнью, его работами... Словом, он делал все то, что должен в таких случаях делать следователь, если он пытлив и настойчив.
Да, теперь Ивар Юшкас был твердо уверен в правоте слов прокурора о неладах в доме Шамайтиса. Больше того, следователь начинал постепенно проникать в тайные причины разлада старого профессора с женой. Поэтому он даже не удивился, когда в одно из посещений квартиры вдовы Шамайтис, просматривая бумаги покойного, обнаружил в ящике письменного стола скомканную записку такого содержания: «Сегодня день святого Юргиса. Напоминаю тебе об этом. Прошу посетить костел или помолиться со мной и с отцом Августином. Выполни свой долг католика. Сделай это, если не ради себя и не ради меня, то хотя бы в память о покойном сыне. Ведь нашего мальчика тоже звали Юргисом. Мария».
Задумавшись, Юшкас долго сидел за письменным столом. «Юргис! Друг детства, фронтовой товарищ! Память о нашей дружбе тоже обязывает меня разгадать, кто и зачем убил твоего отца».
Короткая записка Марии мужу... Видимо, этот способ общения между супругами стал постоянным и почти единственным. Уже давно каждый из них жил своей обособленной жизнью; уже давно они перестали понимать друг друга. Старики жили в одной квартире, под одной крышей, изредка встречались за обеденным столом, но были чужими.
И сейчас, глядя на эту скомканную записку, подтверждавшую все, что он узнал за последние дни, Юшкас, как открытую книгу, читал семейную хронику Шамайтисов.
...Много лет назад Мария, юная племянница литовского ксендза Дедюласа, вошла в этот дом на Погулянке как супруга талантливого ученого-историка Альберта Шамайтиса. Она любила мужа, восхищалась его работами по истории Литвы, преклонялась перед его авторитетом. Мария много читала, но в библиотеке своего дяди она привыкла видеть только богословские книги Даукша, Бреткунаса, Ширвидаса. Библиотека мужа была совсем иной.
В те далекие годы ее удивляли некоторые страницы в рукописях мужа, которые она изредка просматривала, пугали своей резкостью его иронические фразы по адресу святой церкви. Но она успокаивала себя тем, что просто многого не понимает. Посещая дом дяди, бывшего тогда настоятелем костела, Мария выслушивала много неприятных отзывов о своем муже, которого старик Дедюлас считал неверующим, богохульником и за которого, если бы он это знал раньше, никогда не выдал бы свою племянницу. Эти злые и страшные слова старика стоили Марии многих бессонных ночей и обильных слез.
Читать дальше