Татьяна Степанова - Улыбка химеры

Он видел в зеркале глаза Салютова. Но ничего не мог прочесть по ним, кроме усталости и опустошенности. Ничего другого, казалось, в них не отражалось...

Салютов отвернулся к окну. Мост через Глинку давно исчез во тьме. Но он по-прежнему все еще был здесь, рядом. И та самая фата новобрачной, зацепившись за ржавые перила, все еще трепетала на ветру, как белый последний флаг. А там в ночи на дороге горел разбитый, сплющенный ударом автомобиль. Только это была не старая загсовая «Чайка» из подмосковной сказки про «глинковский мост». Нет, Салютов всегда, с самого первого дня знал, что это была не «Чайка». На шоссе горел, дымил, полыхал как факел черный разбитый «БМВ» его старшего сына Игоря. Тот самый «БМВ», который он тогда сразу узнал... Который некогда они выбирали все вместе в автосалоне на Кутузовском — всей семьей вчетвером — он, его дружные взрослые сыновья и жена Игоря красавица Марина, когда все еще было у них — всех четверых — хорошо...

С дороги Колосов позвонил в главк, доложил ситуацию начальству. И на Никитском их уже ждали в полной готовности. Отца и сына Салютовых снова разделили, поместив в разные кабинеты: одного как подозреваемого, второго как главного свидетеля обвинения. Ситуация была странной: даже в розыске, где видели всякое, дело, в котором сын фактически сдавал родного отца, вызывало самые противоречивые оценки. И на лицах всех оперативников явно читалось ожидание: что же случится дальше?

Пока в дежурной части составлялась ориентировка по объявлению скрывавшегося Глеба Китаева в розыск, Никита отвел Катю в сторону и спросил:

— Что ты там про пистолеты говорила? И почему, по-твоему, пока надо подождать с прокуратурой?

— Потому что сначала надо сделать кое-какие подсчеты, — Катя смотрела на дверь кабинета, где сидел Филипп Салютов. — Я хочу знать, Никита, сколько же всего в этом деле было пистолетов. Один «Макаров», из которого убили Легионера, мы привезли сейчас с собой...

— Второй «ТТ», принадлежавший Витасу Таураге, из которого его и застрелили в казино, а...

— Вот тебе и "а", — сказала Катя. — А где же пистолет, из которого убили Тетерина и Эгле? У нас его нет. У кого он? Был у Легионера? Был бы, если бы Легионер был действительно «крот». А если он им никогда не был, что тогда? Где сейчас этот пистолет? У кого он?

— После убийства Тетерина, когда мы гильз не нашли, было ясно, что убийца от него не избавится. Убийство Эгле это подтвердило, но... но я не понимаю, Катя, что это нам дает сейчас... в нашей конкретной ситуации, — сказал Колосов медленно. — А вообще, к чему ты клонишь?

— К расчетам, Никита. Я же говорю: прежде чем звонить в прокуратуру, надо еще кое-что подсчитать. На самых обыкновенных счетах. — Катя смотрела на стенд спортивных достижений команды УУР, возле которого они стояли. — Знаешь, я, пока ехала с Филиппом в машине, все думала... Закончилась ли эта история с «Красным маком»? Закончилась ли она совсем закрытием казино и арестом его хозяина?

— Она закончится, когда мы найдем убийцу.

— Да, убийцу. Еще одного. А прежде искали «крота»... Знаешь, Никита, эта история, как мне кажется, уже закончена.Остался один последний штрих. Небольшой.

Колосов быстро глянул на нее, и... удивительно, каким бывает порой человеческий взгляд!

— Какой штрих? — спросил он. — Ну скажи. Я хочу, чтобы ты сказала это вслух.

— Мы сосчитали пистолеты. Теперь я сосчитаю факты. Не все. Избранные. Те факты, что имели место в жизни господина Салютова с пятого января. Только сначала я хочу пояснить, какой факт стал для меня отправной точкой.

— Не надо, я знаю какой, — сказал Колосов. — Тот самый: о Марине, о том вашем с ней разговоре в бассейне.

— Ну, раз это тебе ясно, давай вернемся к вечеру 5 января. Когда ты мне рассказывал об этом вечере в казино, ты, помнится, всячески подчеркивал, что первое убийство там произошло именно в день, когда Салютова вызвали на допрос в Генпрокуратуру — по делу Миловадзе, явно усматривая между двумя этими фактами связь. Это был словно знаковый символ того рокового вечера. Но был у 5 января и другой знаковый символ. И для семьи, этой семьи, Никита, он был, пожалуй, тогда самым главным. День этот для Салютова был не только днем допроса в Генпрокуратуре, но и сороковинами со дня гибели сына. Это наш с тобой первый факт, точка отсчета. Факт второй: именно в этот траурный для семьи день, как ты уже говорил Марине Львовне, известие о том, что в казино, где собралась вся семья Салютовых, якобы кто-то застрелился,сильно ее потрясло.