Татьяна Степанова - Ключ от миража

Время истекло, и пора было вставать, пора было расставаться. Но Алла все медлила и не зажигала света. Не надо, чтобы он видел ее лицо сейчас. Утренние чахоточные сумерки. Может, хоть они сохранят иллюзию того, что не существует разницы в тринадцать лет и этих предательских морщинок в уголках глаз тоже не существует…

— Если ты думаешь: он спит как бревно, то я не сплю, — сказал Алмазов.

— Еще раз устроишь такое — пьянку, пистолет.., так, я тебя убью, — пообещала Алла, прижимаясь к нему. — Ну что на тебя такое нашло, Олег?

— Я жить без тебя не могу, вот что. Прихожу с работы домой, сижу тут, как… Только прислушиваюсь — играешь или нет ты на этом своем чертовом рояле. Я не могу без тебя, понимаешь? Я все решил.

— Ну что ты решил?

— Давай свой паспорт, — Алмазов протянул руку.

— Да ну тебя…

— Давай, говорю.

Она поднялась, сдернула с дивана простыню, закуталась в нее. Ее сумка валялась на ковре. Ее из-за матери пришлось взять с собой (она ведь уходила на занятия в музучилище — училка, бедная училка!). Алла порылась в сумке — сколько же вещей ненужных, сколько разного хлама. А это еще что такое? Она достала черную коробочку. Как это-то попало в сумку? Наверное, по ошибке сунула, когда собиралась в спешке.

— Там у тебя что? — спросил Алмазов. — Леденцы или мое фото?

Алла открыла черную коробку и высыпала ему на голую грудь карты: бубновый король, дама, десятка, девятка, туз… Алмазов не глядя взял карту.

— Туз, — объявил он. — Точно туз. Червовый. Значит, сердечко, любовь до гробовой доски.

Алла улыбнулась, забрала карту, швырнула пустую коробку на диван. Достала из сумки свой паспорт. А карту тихонько сунула на дно. Это действительно был туз. Туз пик.

— Гадаете, значит? — Алмазов забрал у нее паспорт и положил его себе под подушку. — На меня? Это хорошо. Это окрыляет.

— Олег, я должна тебе серьезно сказать…

— Слушай, что я тебе серьезно скажу. Сейчас иду, меняю нам обоим паспорта. А завтра, максимум послезавтра одеваемся, наряжаемся и маршируем.

— Куда? Ну куда мы маршируем, глупый?

— В загс, на Грибоедова. Там, говорят, только первый брак регистрируют. Значит, это нам вполне подходит. То-се, дворец, мраморная лестница, свечи, марш Мендельсона… У тебя будет шляпа и такая сеточка…

— Вуаль?

— Ага, и я ее подниму и…

— Паспорта месяц придется ждать, а то и больше.

— Чушь, — Алмазов махнул рукой. — Дам денег паспортистке. Еще на дом принесет с пламенным приветом.

— Олег, я старше тебя, я намного старше тебя. Я боюсь, это будет… Это будет ужасно, пошло, смешно. И что о нас скажут люди, соседи? Что мама подумает?

— Елки-палки! — Алмазов ударил кулаком по дивану. — Тебе сорок лет, что же ты все на мать-то свою оглядываешься? — Он внезапно осекся, увидев, как изменилось ее лицо. — Ну вот.., ну, конечно… Во сморозил… Алла, я…

Она отстранилась, поднялась, начала одеваться.

— Уходишь? — спросил Алмазов.

— Ну, мне же надо на работу, — ее голос был спокоен. — И я тебя очень прошу, Олег, не устраивай мне больше по ночам таких пьяных концертов.

— Может, мне и совсем устраниться? — спросил он. Алла быстро, молча одевалась. Уже в дверях она вспомнила, что ее паспорт и любимые старинные карты в черном футляре так и остались у Алмазова, но возвращаться она не стала.

Планы Кати на утро в оперативном плане были вполне тривиальны: узнать, есть ли новости. Свидерко обещал ознакомить ее с какой-то дополнительной информацией по одному из жильцов, которая, впрочем, как он сам честно признался, после обнаружения денег и признания Герасименко сразу отошла на второй план.

Однако Катя так не считала. Но каковы бы ни были в то утро ее собственные намерения, все срочно пришлось менять…

Она готовила себе завтрак, попутно терзаясь сомнениями — стоит или не стоит по совету Мещерского звонить «драгоценному В.А.». Машинально она поглядывала в окно, чтобы удостовериться, что обычный ритуал утреннего исхода жильцов ничем не нарушен, как вдруг увидела нечто такое, что сразу же заставило ее забыть про вскипающий в допотопной медной турке кофе.

Катя увидела Олю Тихих. А рядом с ней Игоря Зотова. Они стояли у подъезда, разговаривали, затем вместе направились к арке. Оля Тихих шла быстро, Зотов-младший шел неторопливо, вразвалочку. Поймал ее за школьный рюкзак, остановил, притянул к себе, шепча что-то на ухо.

Катя ринулась в комнату за своим театральным биноклем, впопыхах позабыла, куда его сунула, а когда наконец разыскала и вернулась, вооруженная окулярами, смотреть уже было не на что. Оля Тихих и Зотов-младший покинули двор. Кате стало тревожно. Вроде бы и не было ничего такого особенного во встрече двух подростков, но… «Знают ли ее родители, что она общается с этим бритоголовым? — подумала Катя. — И вообще что случилось? Девочку ведь каждый раз в школу отвозит мать?»