Татьяна Степанова - Ключ от миража

— Ступайте, я очередь нашу подержу. Я вас дождусь,кого-нибудь вперед пропущу, — сказала Надежда Иосифовна. — Ступайте скорее, тут еще не скоро. Осторожнее, молодой человек! Не толкайтесь так свирепо, тут же пожилые люди!

Катя увидела Алмазова. Точно ледокол, он грудью рассекал толпу. Вблизи его вид еще больше не понравился Кате. С таким видом боксеры выходят на ринг мочить своего соперника. Алмазов исподлобья мрачно оглядел забитый коридор и рванул дверь кабинета.

— А тут живая очередь, между прочим! — возмущенно пискнул кто-то из толпы. Негодовала юная Дарья Васина.

— Заткнись ты! — огрызнулся Алмазов.

— А ты что так с моей женой разговариваешь? — на Алмазова, точно цыпленок на боевого петуха, вихрем налетел щуплый Васин.

— Ты не возникай, сопляк, а ну пойдем выйдем! — Алмазов явно искал повод для драки.

— Олег!

Женский крик перекрыл гневный гул всколыхнувшихся от негодования жильцов. Алмазов резко обернулся и начал энергично прокладывать себе дорогу назад к двери. Катя увидела Аллу Гринцер. Алмазов спешил к ней.

— Алла!

Катя даже на цыпочки приподнялась, чтобы не пропустить ничего из этой сцены. Ну и ну…

— Я думала, ты еще дома, не ушел, поднялась, позвонила… А ты уже здесь, — Алла Гринцер говорила быстро, тревожно заглядывая Алмазову в лицо. — Вот, видишь, я вернулась… Я что-то испугалась… Ты как, Олег, ты в порядке?

Алмазов смотрел на нее. И у него, да и у Аллы в эту минуту были такие лица, словно оба они стояли на вокзале у военного эшелона, уходящего на фронт. Совестно, конечно, было так явно и бесцеремонно пялиться на них и подслушивать, но Катя просто ничего не могла поделать с собой!

— Боже мой! — раздался возглас удивления и… Надежда Иосифовна, прислонившись к доске объявлений, широко раскрытыми изумленными глазами взирала на дочь и на склонившегося к ней молодого соседа с шестого этажа. Заметив мать, Алла стушевалась и нырнула в толпу, явно намереваясь покинуть ЖЭК. Алмазов устремился за ней. Катя, энергично работая локтями, ринулась за ними, но путь ей внезапно преградила чья-то широкая мужская спина. Это был Станислав Леонидович Тихих. Он зачем-то вернулся в ЖЭК. Его дубленка была запорошена снегом. Он оглядывался по сторонам, ища в очереди свою жену.

Оля Тихих позабыла обо всем на свете — о школе, об уроках, о родителях. Ей хотелось танцевать, петь, — как же это случилось, что вообще происходит, отчего сердце так стучит в груди? Неужели это так и бывает?

Игорь Зотов шел рядом с ней.

— Замерзла? — спросил он.

— Нет.., немножко, — Оля не узнавала своего голоса. Она вообще себя сейчас не узнавала. Неужели это она идет по улице с НИМ?

Зотов обнял ее за плечи, развернул. И снова они шаг в шаг шли по заснеженному Ленинградскому проспекту.

— Завтра что делаешь? — спросил Зотов, закуривая.

— Ничего, учусь. У меня еще французский завтра…

— Завтра увидимся.

Она кивнула. Если бы он сказал ей: завтра прыгаем вместе с Останкинской башни, она бы и тогда крикнула — да, да, конечно!

У дома во дворе Игорь бросил окурок и предложил:

— Пошли в подъезд, погреемся.

У лифта Зотов обнял ее, поцеловал.

— Пошли наверх, на площадке постоим, — голос его отчего-то вдруг охрип. — Завтра возьму у отца ключи, покатаю тебя на машине. — Он вел ее за руку по лестнице, к чему-то настороженно прислушиваясь — второй этаж, третий, четвертый.

— Здесь все было, да? — спросила Оля на площадке.

— Здесь, — Зотов остановился. — Боишься?

— С тобой — нет. Я с тобой ничего не боюсь.

Он наклонился и поцеловал ее в губы. Пахло от него сигаретным дымом, мокрой кожей куртки. Оля уткнулась лицом в эту куртку. Они застыли, обнявшись.

— Татуировку хочешь покажу? — Он отстранился, резко рванул «молнию» на куртке. Под курткой оказалась черная шерстяная водолазка, он задрал ее, оголяя тело. Оля увидела на его животе татуировку: сине-багровый дракон, обвившийся вокруг молнии.

— Больно было, когда накалывали, очень? — шепотом спросила она, не решаясь дотронуться до этого живого, двигавшегося при каждом вдохе-выдохе дракона.

Он взял ее руку, положил на вытатуированную тварь, снова обнял крепко, так что, казалось, хрустнут кости. Целовался он хоть и страстно, но совсем неумело. Но Оля в этих делах ничего не понимала — она целовалась первый раз в жизни.

— Классная ты, ой какая классная, — шептал Зотов, расстегивая ее блузку, расстегивая «молнию» на ее брюках. — Какая же ты классная девчонка…