Рекс Стаут - Дверь к смерти (сборник)

Арчер вскочил на ноги.

– Выпишите ордер на его арест. Пусть отдохнет в нашем тюремном люксе. – Голос прокурора сорвался на визг, и он пулей вылетел из комнаты.

В уайт-плейнской тюрьме ежедневно, не исключая и воскресенья, расходуют добрый галлон преедкого дезинфектанта, естественно разводя его. Чтобы вы не сочли мое утверждение голословным, могу подкрепить его ссылкой на два заслуживающих доверия источника – надзирателя Уилкса, отвечавшего за наш блок на втором этаже, и мой собственный нос, обладающий тонким нюхом.

За двадцать часов, что я проторчал там на протяжении воскресной пасхальной ночи и последующего дня, мне не представилось возможности совершить ознакомительную экскурсию. Однако, за исключением мерзкой вони, жаловаться в газету было не на что. Особенно если согласиться с тем, что общество должно хоть как-то защищать себя от таких головорезов, как я.

Моя камера, вернее, наша камера, ибо у меня имелся сосед, оказалась на удивление чистой. Одеяло, правда, внушало подозрения, и я не стал натягивать его на голову, но, возможно, причиной тому послужила обычная мнительность. Что касается света, то он уступал солнечному, но был достаточно ярок, чтобы читать при нем в течение тридцати суток.

Когда после досмотра меня привели в камеру, я спал на ходу, поэтому с интерьером и сокамерником познакомился уже только в понедельник.

Тюремщики были дотошными, но зверствовать не стали. Мне позволили звякнуть Фрицу и предупредить, чтобы домой меня не ждали. Шаг вполне гуманный. Трудно предугадать, какой номер отколол бы Фриц, если бы сразу после бесследного исчезновения Вульфа столкнулся с моим безвестным отсутствием.

Я попросил его связаться с Натаниэлем Паркером, единственным адвокатом, общество которого Вульф иногда терпел за ужином. Однако из этой затеи ничего не вышло, так как Паркер уехал на уик-энд.

Добравшись наконец до койки, я уснул мертвым сном через десять секунд после того, как привалился головой к подушке, изготовленной из моих брюк, завернутых в мою же сорочку.

Кстати, именно благодаря брюкам, а вернее, пиджаку и жилету, составлявшими с брюками цельный ансамбль, мое пребывание в тюрьме оказалось более приятным, чем могло бы быть. Я проспал примерно половину желаемого времени, когда мои барабанные перепонки задребезжали от адского грохота.

Приподняв гудящую голову, я разлепил глаза. На койке напротив, на таком приличном удалении, что мне пришлось бы вытянуть руку, чтобы дотронуться до него, сидел мой сокамерник – широкоплечий детина, примерно моего возраста или чуть старше, с копной взъерошенных черных волос. Он только очнулся от сладкого сна и теперь позевывал.

– Что за бардак? – проквакал я. – Побег, что ли?

– Через десять минут завтрак и построение, – ответил он, опуская ноги в носках на пол. – Идиотское правило.

– Придурки, – согласился я и, извернувшись, сел на край койки.

Шагнув к стулу, на котором была развешана его одежда, черноволосый мимоходом взглянул на мой стул и остановился, приметив пиджак с жилетом. Он уважительно потрогал лацканы, полюбовался подкладкой и воздал должное петлям. Затем, ни слова не говоря, в два шага вернулся на свою половину и принялся одеваться. Я последовал его примеру.

– А где мы умываемся? – поинтересовался я.

– После завтрака, – ответил он. – Если будешь настаивать.

По другую сторону зарешеченной двери появился надзиратель, крутанул что-то, и дверь открылась.

– Погоди минутку, Уилкс, – попросил мой товарищ и повернулся ко мне: – Тебя выпотрошили?

– Естественно. Это современная тюрьма.

– Яичница с беконом устроит?

– Как раз то, что надо.

– Гренки пшеничные или ржаные?

– Пшеничные.

– У нас одинаковые вкусы. Удвой заказ, Уилкс. Все вдвойне.

– Как скажете, – с расстановкой произнес наш тюремщик и вышел.

Мой новоиспеченный приятель, заправляя галстук под воротничок рубашки, добавил:

– От поверки и построения отделаться не удается, но бурду можно не жрать. Позавтракаем в камере, здесь спокойно.

– Воистину человек человеку друг, – с чувством сказал я. – Расплачусь за наш завтрак, как только заполучу назад свой бумажник.

– Ерунда, – отмахнулся мой благодетель.

На перекличке и построении случая почесать языки не представилось. Всего нас набиралось человек сорок – разношерстная довольно публика, и отнюдь не ангельского толка. Аромата тюремного завтрака в сочетании с дезинфектантом хватило бы с лихвой, чтобы объяснить тоскливые выражения, застывшие на перекошенных рожах, которые не стали симпатичнее от заточения. Поэтому мы с соседом облегченно вздохнули, когда возвратились в нашу уютную камеру.