Росс Томас: Смерть в Сингапуре [сборник]

Дэнджефилд в это время ударил меня по плечу бутылкой из-под джина и метнулся к двери каюты. Я устремился за ним, попытался на ходу поднять смит-вессон, оброненный китайцем, но Нэш вырвался из рук Триплета и пинком зашвырнул его под койку. Оба они нырнули за пистолетом, а я побежал за Дэнджефилдом.

Что-то крича, он отступал к корме. Остановился у кипы копры, вытащил из-под нее устрашающего вида мачете и повернулся ко мне с красным потным лицом.

— Не приближайся ко мне, — прохрипел он, — а не то я перережу тебе горло.

Я огляделся в поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы бросить в Дэнджефилда. Вроде бутылки и булыжника. Но увидел только короткую палку с крюком на конце, лежащую на палубе неподалеку от кипы копры. Я медленно наклонился, не отрывая глаз от Дэнджефилда, и подхватил ее.

— Вы слишком старый для этого, Сэм. Старый и толстый.

Палку с крюком, должно быть, оставил кто-то из докеров, разгружавших лес, который Дэнджефилд привозил в Сингапур.

Дэнджефилд двинулся на меня, тяжело дыша, подняв мачете в правой руке. Я не стал объяснять ему, что в фехтовании не рекомендуется высоко поднимать оружие. Имитировал удар, он махнул мачете, пытаясь перерубить палку, не попал, и я легонько ткнул его в живот. Он сказал: «Уф» — или что-то вроде этого и отпрянул назад.

Сначала он пятился, но затем передумал и бросился на меня, размахивая мачете. Как и в обычном «бою» на съемочной площадке, я потерял чувство времени и пространства. Я видел перед собой только мачете, и палка поднималась, чтобы встретить его в нужный момент, причем руководили моими движениями доведенные до автоматизма рефлексы, а не мысль. Думал я о другом. О том, как сильно ненавижу я Дэнджефилда, и понял, к собственному изумлению, что степень ненависти уже достигла критической отметки.

В спортивных боях, что проводятся на белой полосе шириной в шесть и длиной в сорок футов, фехтовали иначе. Ничем не походили мы на участников театрализованного поединка на шпагах, которые прыгают с лестницы на балкон и качаются на портьерах. Нет, мужчина с мачете в руке хотел меня убить, и инстинкт самосохранения тут же взял верх. А ненависть к Дэнджефилду заглушила последние угрызения совести.

Дэнджефилд начал уставать, и я шаг за шагом теснил его на корму. Он беспорядочно махал мачете, каждым ударом стремясь снести мне голову. Уже на корме после очередного удара его правая рука опустилась на дюйм, и я с силой ткнул его в живот закруглением крюка. Руки Дэнджефилда взлетели вверх, он замахал ими, пытаясь удержать равновесие. Отступать дальше он не мог, низкий поручень ограждения уперся ему под колени. Он махал руками и, наверное, устоял бы, но я вновь толкнул его крюком в живот. Тут он уже понял, что падения в воду не избежать. Наши взгляды встретились, он пробурчал: «Черт побери» — и, перед тем как упасть, его левый глаз закрылся. Теперь уж не знаю, показалось мне это или произошло на самом деле, но уголок его рта двинулся вверх, то есть он заговорщицки подмигнул мне, точь-в-точь, как Сачетти.

Я склонился над низким поручнем и уставился на черную воду, но ничего не увидел, даже пузырей на поверхности.

— Дэнджефилд, где вы? — крикнул я пять или шесть раз, но ответа не получил. Наверное, мои крики отражались от поверхности воды и не достигали дна.

Два выстрела прогремели в каюте, и я обернулся, держа наготове палку с крюком. В освещенном дверном проеме возник Триплет с пистолетом в правой руке. Я двинулся к нему, и он поднял пистолет, так, что его ствол оказался на уровне пряжки моего поясного ремня.

— Насколько мне помнится, вы получили его у Сэмми, — и он отдал мне пистолет.

— Что произошло? — спросил я.

Он искоса глянул на освещенный дверной проем.

— Мы залезли под койку. Я нашел пистолет, Нэш попытался отобрать его у меня, так что мне пришлось выстрелить в него. Дважды. Полагаю, он мертв.

— Как и Дэнджефилд.

— О?

— Утонул.

— Я слышал, как вы кричали ему, но не понял, что именно.

— Уговаривал его не тонуть.

Весельная лодка ударилась о борт кумпита, и до нас донесся приглушенный мужской голос. Слов я не разобрал. Протянул пистолет Триплету, знаком предложил ему встать с другой стороны веревочной лестницы. И сам присел у борта. Кто-то поднимался по лестнице, тяжело дыша. Ахнул, наверное, соскользнула рука или нога, выругался, вновь обретя опору, и наконец над бортом показалась голова с шапкой длинных вьющихся черных волос, принадлежащая Тони Чиа.