Дэн Симмонс - Пятое сердце

– Не понимаю, – сказал Джеймс.

Агент Драммонд изобразил руками, что целится в человека у далекого Административного корпуса:

– Это значит, мистер Джеймс, что, желая попасть президенту в грудь – а мы должны признать, что это довольно крупная мишень, – Лукан Адлер должен будет поймать в оптический прицел точку восемнадцатью дюймами выше, то есть президентский лоб.

– Мне думалось, что стрелять в голову предпочтительно, – сказал Джеймс, ужасаясь собственным словам.

Полковник Райс ответил:

– Мы двигаем головой гораздо сильнее, чем нам кажется, особенно когда произносим речь. Центр тяжести тела – самая предпочтительная цель.

Повисла долгая тягостная пауза. Наконец Райс сказал:

– Что ж, может быть, осмотрим Павильоны мануфактур и электричества, перекусим и покончим с этим делом?

Холмс, Драммонд и Джеймс молча последовали за ним вниз по ступеням.

Павильон изящных искусств и мануфактур был самым грандиозным из всех, что они посетили. Внутри пока царил хаос – упорядоченный хаос, если присмотреться получше. Тысячи и тысячи экспонатов распаковывали, устанавливали, налаживали. В дальнем конце загроможденного пространства Джеймс разглядел чрезвычайно красивый телескоп высотой не меньше шестидесяти футов.

– Видели бы вы этот павильон, пока он стоял пустой, – заметил полковник Райс, ожидая, когда к ним по ажурной шахте спустится лифт фирмы «Отис-Хейл». Сейчас огромная кабина висела на высоте футов двести, словно держась на воздухе.

– В октябре прошлого года тут проходила церемония посвящения, – продолжал Райс. – На тридцати двух акрах внутри павильона собралось более ста сорока тысяч чикагцев. Плотникам пришлось соорудить помост для избранной публики числом пятьдесят тысяч, которая сидела на маленьких желтых стульчиках. У бывшего мэра Харрисона тоже было место на возвышении, но он почти все время провел внизу – пожал руку почти каждому из ста сорока тысяч стоящих. А день был холодный… как ведьмины сиськи. Мужчины стояли в пальто и шляпах, женщины прятали руки в муфты все время, когда не махали платочками под музыку. И длилось это адски долго. Примерно через час я услышал звук, как будто приближается армия, и понял, что вся толпа притоптывает ногами, чтобы согреться. У всех изо рта шел пар, и клянусь, через полчаса мы надышали целые облака, которые собрались под стальными балками у нас над головой двадцатью этажами выше.

– Неужто кто-то и впрямь слышал речи? – спросил Джеймс.

– Примерно десять человек на помосте и прямо перед ним, – ответил полковник Райс. – Помещение было такое большое и гулкое, что организаторам пришлось попросить у меня бывших военных, чтобы те флажками подавали сигналы оркестру в пятьсот музыкантов и хору в пять тысяч человек, когда играть и когда петь.

– Что-нибудь интересное из того дня получилось? – спросил Драммонд.

– Один малый, работающий в детском журнале, сочинил клятву, которую министерство образования разослало по школам, чтобы двадцать первого октября, в день церемонии, все юные оболтусы по всем школам выразили свою любовь к стране.

– Клятву? – недоверчиво переспросил Джеймс.

– Целиком не помню, но начало такое, – сказал Райс. – «Я клянусь в верности моему флагу и республике, которую он символизирует…»

– На мой взгляд, требовать от школьников клятвы как-то не очень по-американски…

– Не по-американски, – согласился Холмс. – По-немецки. Очень по-немецки.

Поездка к верхней галерее стала для Генри Джеймса полной неожиданностью. У него буквально захватило дух. Компания «Отис-Хейл» построила сверхскоростной лифт, который представлял собой открытую с трех сторон клетку и с такой быстротой проносился через кольца электрических огней, что тело наливалось тяжестью и в то же время парило в воздухе. Когда кабина остановилась наверху, перед дверьми в галерею, Генри Джеймсу на миг показалось, что его ноги оторвались от пола.

– Этот лифт сам по себе будет одним из главных аттракционов, – выговорил он, сумев наконец раздышаться.

– Ничуть не сомневаюсь, – сказал полковник Райс.

– Я не уверен, что захотел бы проехать на нем второй раз, – заметил Драммонд.

Галерея на Павильоне изящных искусств и мануфактур называлась Смотровой площадкой и опоясывала все тридцать два акра здания. Вместо каменного или бетонного парапета ее огораживали лишь столбики, соединенные металлической цепью, что еще усиливало ощущение высоты. Вид отсюда открывался поразительный. Джеймс понял, что, если мистер Феррис достроит свое Колесо, посетители на Смотровой площадке будут находиться почти вровень с кабинами в их наивысшей точке.