Александр Трапезников - Мышеловка

— Надолго к нам? — Этот вопрос за последнее время я слышал уже столько раз, что он мне изрядно поднадоел. Все словно бы задались целью поскорее сплавить меня отсюда. Чего они боятся? Что я разворошу их муравейник?

— Навсегда! — в сердцах отозвался я, с удовольствием наблюдая, как изменился в лице поселковый староста. У него даже как-то по-смешному отвисла нижняя челюсть, которую он не торопился захлопнуть. — Видите ли, — сжалился я над ним, — меня интересует загадочная смерть моего деда. Согласитесь, что в его гибели есть много неясного. Остались кое-какие вопросы, которые я желал бы прояснить. Вы поможете мне в этом?

— Нет!.. Нет… — почти испуганно вскричал он. — Зачем? Не надо этого делать. Все закончилось, было следствие, была экспертиза — он утонул в результате несчастного случая. И… и хватит об этом. Какие могут быть причины, чтобы возвращаться к этому заново? Не надо. Я прошу вас.

— А что вы так волнуетесь, Илья Ильич? Вас будто бы даже радует, что его смерть признана случайной? Вроде бы так оно поспокойнее, да?

— И ничего меня не радует — с чего вы так решили? Я его очень уважал и искренне жалею. Но… Ведь следствие-то закончилось? — жалобно добавил он, заглядывая мне в глаза, словно виноватый пес. — Может быть, оставим все как есть?

— Следователь мог ошибиться. Или его могли специально «ошибить», — сказал я.

— Да кому же это нужно?

— Убийце.

— Опять вы за свое! — Горемыжный развел руками, чуть не коснувшись кончиками пальцев двух стен. — Уезжали бы вы отсюда, ради Бога. Ну зачем вы приехали?

— Вступить во владение домом.

— Ну вот… вступили и… довольно. Почему вам неймется? Отдыхайте себе на здоровье, рыбку половите. На камешке нашем волшебном полежите, он хорошо хворь вытягивает. Вернетесь в Москву как огурчик. Знакомые вас и не узнают! Хотите, я покажу вам, где он лежит?

— А пойдемте! — согласился вдруг я. Мне и впрямь давно хотелось поглядеть на этот чудо-камень, занесенный в Полынью космическим ветром. А тут и проводник нашелся. Но лишь только я поднялся со стула, как внимание мое привлек один предмет, прислоненный в углу комнаты. Это была дедушкина трость — из ценных, красных пород дерева, с массивным набалдашником слоновой кости, искусно гравированная, с отточенным, стальным наконечником, на который для стойкости было нанесено алмазное покрытие, — с этой тростью он приезжал в прошлый раз в Москву, и стоила она безумно дорого, а подарена ему была неким индийским брамином, с которым он сначала длительное время состоял в переписке, а затем и познакомился лично. Тот брамин тоже был каким-то народным чудотворцем, поэтому они и нашли с дедом общий язык. Да за одну эту богатую трость его могли преспокойненько убить! Горемыжный проследил за моим взглядом и покраснел.

— Пойдемте! — поспешно сказал он, выталкивая меня плечом из комнаты.

«Ладно, решим эту загадку в следующий раз», — подумал я, спускаясь с крыльца. Но теперь поселковый староста казался мне не таким уж безобидным существом, каким он, возможно, прикидывался всю жизнь.

Мы спустились по улице к моему дому, прошли мимо него вправо, продираясь сквозь высокий папоротник, миновали стайку пугливых и худосочных березок, сиротливо ожидающих чего-то у края болота. В глубь его выдвигалась земляная коса, по которой мы добрались до утоптанной зеленой площадки, где в самом центре лежал огромный, черный, весь какой-то пористый валун, напоминающий широкое ложе с изголовьем. Земля вокруг него была выжжена, а в полутора метрах от краев уже таилась и коварно поджидала болотистая топь.

— Осторожно! — предупредил меня Горемыжный, когда я ступил назад, оглядывая редкостный камень. — Это болото засасывает за считанные секунды. Не успеете крякнуть.

Но «крякнуть» мне все же довелось — после того, как я присел на затейливое каменное ложе. Оно было столь горячо, что казалось, под ним или внутри его находится раскаленная печь. Я откинулся на спину, и камень как бы принял меня к себе, в себя, утратив свою жесткость и видимую твердость. Странно, но мне было мягко лежать, словно я находился в своей кровати. Тепло и удобно. Более того, через минуту я почувствовал необыкновенный прилив сил, какую-то особенную, пульсирующую во мне энергию, а вместе с тем предметы вокруг меня стали почему-то расплываться, рассеиваться в пространстве. Горемыжный как-то потускнел, сник, лучи ослепительного солнца начали проходить сквозь его тело, и вот он уже насквозь просвечивал, как кусок слюды. Голова моя кружилась, и мне казалось, что кружится по своей оси сам камень. У меня сейчас было столько сил, что я мог встать и сдвинуть этот чудодейственный обломок космического метеорита с места, поднять его на руки. Мне чудилось, что я лечу, поднимаясь все выше и выше, и вижу внизу себя — распростертого на этом ложе. Я не понимал природы этого странного явления, но теперь оно заботило меня меньше всего — какой смысл искать разумное объяснение непознанному? Все ли может вместить в себя человеческий разум? Есть вещи, которые навсегда останутся для нас тайной… Мне было хорошо, я ощущал невыразимое блаженство и почти терял сознание. Возможно, это было преддверие смерти. Но раз так, то такая смерть — прекрасна, и лучшей нельзя себе просто пожелать…