Буало-Нарсежак - Дурной возраст

Может, есть одно средство. До сих пор Люсьен считал, что рано или поздно ему придется сказать Элиане: «Я Люсьен Шайу. Простите нас. Эрве получил тяжелую травму, когда собирался вас освободить. Мы сожалеем. Пожалейте его — молчите!» Но если только родители, полиция, газеты выдвинут версию классического похищения, предшествующего требованию выкупа, нет нужды признаваться Элиане в том, что есть на самом деле. Придется разыгрывать роль до конца, а в заключение изобразить панику, позвонив родственникам: «Ваша дочь находится в таком-то месте». Кстати, почему бы похитителям не остановиться именно на этой заброшенной хижине, чтобы спрятать Элиану, ведь очевидно, что туда никто больше не заглядывает. Она принадлежит Корбино. Ну и что? Кому придет в голову подозревать Корбино? Что касается Эрве, то с воскресенья, угодив в госпиталь, он автоматически выходит из игры. Люсьен все еще плутовал, рассказывал самому себе сказки. Однако созданная им конструкция была довольно правдоподобной. Колоссальным ее преимуществом было то, что она сулила ему безопасность. Никто никогда, быть может, не узнает его вины. И только это имело значение. Иного решения, кроме необходимости опережать события, не было. Разумеется, надо устранить любые предметы, любые разоблачающие улики. Ничего сложного! В известной степени, так как он плохо себе представлял, как отважится позвонить родителям и сообщить: «Мы держим вашу дочь!» воображение было во вред. В одном, однако, он был уверен: или это, или суд. Что тут ломать голову: если Элиана его опознает — крышка. Если же Элиана не перестанет думать, что ее похитили ради выкупа, у него есть шанс. Тем более если она скажет: «Меня стерегла и заботилась обо мне женщина!».

Нет сил больше думать. Голова раскалывается. Будущее — что-то вроде темного туннеля. Пришлось отказаться от идеи съездить туда, в хибару. Не хватало мужества наведаться в госпиталь. Примерно в середине дня Люсьен сел в автобус и вышел на Торговой площади. Хотелось затеряться в толпе, забыться. Он встретил приятелей, увязался за ними в кафе, где играл в настольный футбол с таким увлечением, что, выйдя на улицу, удивился, что уже совсем темно. На обратном пути он купил самый обыкновенный флакон одеколона и две плитки шоколада, затем ему пришло в голову, что Элиане дальше не продержаться на консервах. Нужна, наверное, горячая пища. Необходимо, по возможности, скорее проверить, в каком состоянии газовый баллон, подключенный к плите. Надо бы также втолкнуть в комнату печурку, если она не вышла из строя и еще остается уголь. Когда она будет на свободе, она, возможно, скажет: «Со мной обращались весьма корректно».

Вернулся он под дождем, зачастившим в эту гнилую зиму, достал свой календарь и вычеркнул еще один день. Как он ухитрится ездить туда, в хижину, когда начнутся занятия? Придется прогуливать уроки. К счастью, с четырех до пяти по расписанию только два урока. Рисование и основы гражданского права. Прогульщиков на учет не берут. Скорее всего он выкроит время, чтобы ездить туда и обратно и заниматься Элианой. И потом, так или иначе, все это не может продолжаться вечно. Он задумайся, держа в руках календарь. Вторник и среда — вопросов нет. Элиана в его распоряжении. Но с возобновлением занятий передышке конец. Уже в пятницу полиция будет поднята на ноги. Начиная с субботы, начнется «операция по захвату». Надо думать. Эрве ничто не угрожает. Ах, если бы можно было с ним связаться! Шепнуть ему: «Не беспокойся. Я делаю все, что нужно. Выздоравливай!» Даже если Эрве не в состоянии отвечать, какое облегчение не чувствовать себя одиноким!

Люсьен валился с ног от усталости, почти не прикоснулся к еде. Отец отправился с визитами, но в условном месте оставил три стофранковые купюры. Люсьен уселся у телевизора — показывали детектив. Может, подбросят какую-нибудь новенькую идейку. Заснул посередине фильма.

Дорога на Сюсе. От моросящего дождя образуются клубы пара. Для очередного свидания погода идеальная. Люсьен взволнован, чуть ли не смущен. В голове прокручиваются фразы — одна за другой. Он не произнесет ни одной из них, но это уже способ существования рядом с ней. Показалась хибара, как рисунок углем. Он выключает мотор, спрыгивает на ходу. Нервно орудует ключом, наконец входит; сразу же раздается ее зов:

— Кто там!.. Говорите! Я хочу выйти отсюда, слышите?.. Я хочу выйти!

Скорее зажечь свечу и нацарапать:

НЕ ШУМИТЕ. ОН МОЖЕТ РАССЕРДИТЬСЯ.

Записка проваливается под дверь и тут же возвращается обратно.