Жорж Сименон - Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке (сборник)

Чтобы приглушить шум, доносившийся с площади, Мегрэ закрыл окно. Радиаторы работали на полную мощность. Табачный дым заполнял комнату. Жермен продолжала стонать, словно ребенок, и мать пояснила:

– С тех пор как ей сделали трепанацию черепа, с ней стало еще хуже, чем раньше… Она и в детстве была не слишком жизнерадостной… Только представьте! Ребенок, который провел почти всю жизнь в постели!.. Потом начались беспричинные слезы… Она стала всего бояться…

А в Бержераке ни о чем не догадывались! Тревожная, полная трагизма жизнь Жермен как бы влилась в спокойное существование небольшого городка, и все оставалось скрытым от взоров окружающих. Люди повторяли: «вилла доктора», «машина доктора», «жена доктора», «свояченица доктора»… И они видели только уютную красивую виллу, автомобиль известной марки с длинным капотом, молодую, спортивного вида девушку и усталую женщину…

А в это время в Бордо, в типичной для мелких буржуа квартире мадам Босолей спокойно доживала свою бурную жизнь. Эта женщина, всегда вынужденная беспокоиться о завтрашнем дне, женщина, существование которой зависело от мужских прихотей, наконец-то смогла стать дамой, живущей на пожизненную ренту! Вероятно, ее любили соседи. У нее появились привычки, вызывающие уважение окружающих. Она всегда своевременно расплачивалась с поставщиками. Ее часто навещали дочери, приезжавшие в дорогой машине…

Все это она оплакивала сейчас, сморкаясь в слишком маленький носовой платок, почти одни кружева.

– Если бы вы только знали Франсуазу! Послушайте! Когда она приехала ко мне, чтобы родить дочь… Ведь это произошло именно у меня… Ничего, это можно говорить при Жермен! Тем более что она все знает…

Мадам Мегрэ слушала, холодея от ужаса. Все, о чем здесь говорилось, было для нее открытием нового, пугающего мира.

Под окнами остановилось несколько машин. Это подъехали судебно-медицинский эксперт, следователь, секретарь суда и полицейский комиссар, которого наконец нашли на ярмарке в соседней деревне, где он покупал кроликов.

В дверь постучались. На пороге стоял Ледюк, робко глядя на Мегрэ и словно спрашивая взглядом разрешения войти.

– Послушай, старина, нам хотелось бы побыть одним!

Они предпочитали оставаться в обстановке интимности. Но Ледюк все же вошел, приблизился к постели Мегрэ и негромко сказал:

– Если они еще хотят повидать погибших…

– Нет! Нет!

К чему смотреть на них? Мадам Босолей с нетерпением ожидала, когда Ледюк уйдет. Ей так хотелось продолжить свою исповедь! Рядом с этим большим мужчиной, лежащим в постели, она чувствовала себя так уверенно. Он понимал ее. Он ничему не удивлялся. Он не задавал глупых вопросов.

– По-моему, вы как раз говорили о Франсуазе…

– Ах да…Так вот, когда родился ребенок… Но… Конечно, вы не знаете всего…

– Увы, знаю!

– Это она вам рассказала?

– Скажите, господин Дюурсо присутствовал при этом?

– Да! Я никогда раньше не встречала такого нервного, такого несчастного мужчину… Он говорил, что нельзя рожать ребенка, потому что роды могут убить мать… Когда он слышал крики… И, хотя я наливала ему одну рюмку за другой…

– У вас большая квартира?

– Три комнаты.

– Вы позвали акушерку?

– Конечно… Риво не хотел брать на себя одного всю ответственность… Так что…

– Вы живете неподалеку от гавани?

– Совсем рядом, на небольшой улочке, где…

Мегрэ сейчас видел это место так отчетливо, словно присутствовал там. Но одновременно он видел и то, что происходило здесь, рядом с ним.

Риво и Франсуаза, которых доктор с трудом разъединил с помощью людей из погребальной фирмы…

Прокурора, бледного, как та бумага, которую дрожащей рукой заполняет секретарь…

Комиссара полиции, который всего лишь час назад не думал ни о чем, кроме кроликов!

– Когда господин Дюурсо узнал, что это девочка, он заплакал. Потом – и это такая же правда, как то, что я нахожусь здесь, – уткнулся лицом в мою грудь… Я даже думала, что ему сейчас станет плохо… Во время родов я старалась не пускать его в комнату, потому что…

Она снова замолчала, недоверчиво посматривая на Мегрэ.

– Я всего лишь бедная женщина, которая делала все, что могла… Было бы нехорошо воспользоваться этим, чтобы…

Жермен Риво перестала стонать. Сидя на краю постели, она смотрела прямо перед собой с потерянным видом.

Настал самый трудный момент. Было слышно, как переносят тела, уложенные на носилки, то и дело задевая ими за стены.