Владимир Гурвич: Челюсти пираньи

Мне показалось, что Яблоков хотел возразить, но, по-видимому, понял, что это бесполезно — и кивнул головой. Мы двинулись в может быть самый рискованный в нашей жизни путь.

Его маршрут первоначально привел нас в детскую. Артур спал, но я разбудил его очень легко. Он понял наши намерения сразу, этому ребенку не надо было ничего долго объяснять, он все постигал на лету. Экономя время, я даже не стал его одевать, он пошел с нами, в том же, в чем и лежал: в трусиках и майечке.

Дом был погружен в темноту, но и я и Яблоков слишком хорошо его знали и легко ориентировались без света. Стараясь не шуметь, мы спускались вниз. Прошли мимо дверей гостиной, где пировали охранники, их громкие голоса ясно доносились оттуда.

До свободы оставалось пройти всего несколько метров. Вспыхнул свет.

— Стоять, не то стреляю! — послышался громкий голос за нашей спиной.

Мы оба обернулись, в двух метрах от нас стоял Зайченко с нацеленным на нас пистолетом в руках.

— Павел Иванович, вы решили подышать свежим воздухом. Между прочим, я давно почувствовал, что вам здесь душно. Но Придется вам вернуться, — насмешливо проговорил он.

Я думал о том, что упускать такой шанс выбраться из плена, когда ты находишься всего в нескольких шагах от выхода — это преступление. Если удастся вывести из игры хотя бы на полминуты Зайченко, то нам бы вполне хватило этого времени для того, чтобы отпереть входную дверь и выбежать из дома. А там ситуация была бы совсем другой.

Я собрал все свои силы для одного прыжка и реактивным снарядом полетел на Зайченко. Он не ожидал такого стремительного нападения и не успел перевести в мою сторону пистолет. И все же я в очередной раз не рассчитал своих возможностей, мне не удалось повалить его, он только пошатнулся и рукой отбросил меня от себя. Правда, я успел ногой ударить его в пах.

Удар получился сильный, так как Зайченко взревел подобно быку, в которого вонзает шпагу тореадор. В ярости он поднял пистолет на меня. Внезапно между нами оказался Яблоков, предназначенная мне пуля, впилась в его грудь. Он громко застонал и стал оседать на пол.

По тому, как он хрипел, по тому, как на его губах появилась кровавая пена я понял: минуты его жизни сочтены. Зайченко тоже смотрел на агонию Яблокова, не пытаясь ни помочь ему, не добить его. Внезапно Яблоков сделал попытку приподняться.

— Сашенька, прости. — Это были его последние слова на земле.

— Подох, — невозмутимо констатировал Зайченко. — Закопайте тело в саду, — сказал он выбежившим на выстрел охранникам. — А с этим, — кивнул он на меня, — я поговорю отдельно.

Охранники подняли еще не остывшее тело и понесли к выходу. Мы же с Зайченко и с Артуром стали подниматься наверх. Я взглянул на ребенка и увидел на его щеках дорожки слез. Все-таки в течение длительного времени Яблоков очень умело разыгрывал из себя близкого ему человека.

Артура Зайченко буквально швырнул, как котенка, в детскую. Но этот замечательный ребенок, хотя ему было без сомнения больно, даже не пикнул.

Я снова оказался в той самой комнате, из которого всего несколько минут назад начал свой неудачный путь на свободу.

— Садись! — приказал мне Зайченко. — И слушай меня внимательно. Теперь я тут всем и всеми распоряжаюсь. Твоя жизнь вот в этих руках. — Он поднес к моему лицу свои увесистые кулаки-гири.

Я кивнул головой. Трудно было найти более понятный и наглядный аргумент.

— Мне нужны баксы и я их получу. Не получу, значит и ты, и мальчишка… — Он выразительно усмехнулся. — Ты это уже кажется понял?

— Да, — выдавил я из себя.

— Этот идиот думал, что я всю жизнь буду у него на побегушках, что я стану выполнять его идиотские планы. Твой единственный шанс делать все, что я прикажу.

— А где гарантия, что я и Артур останемся в живых?

Внезапно Зайченко схватил мою ладонь и стал выворачивать пальцы. Меня пронзила ужасная боль. Еще одно усилие с его стороны — и вся фаланга будет сломана. Но в этот момент он отпустил мою руку.

— Нужны еще гарантии или достаточно этих? — насмешливо спросил он.

— Достаточно, — сказал я, потирая пальцы.

— Не делай ненужных телодвижений, — посоветовал Зайченко. — Чертовски хочется спать, ненавижу бодровствовать ночью. А вы меня разбудили. Одного этого достаточно… — Он поднес пистолет к моему виску. — Раздолбать что ли твою прямо сейчас глупую черепушку? — задумчиво произнес он.

На несколько мгновений мы пребывали в полной неподвижности, затем он опустил пистолет, а я вздохнул с облегчением. Зайченко, явно довольный собой, вышел.