Томас Ханшеу - Человек из Скотланд-Ярда

Ах, что, на самом деле? Ничего. Толпа танцоров и гуляк, и никаких следов Марго и моравийца.

– Мсье! – начал Дюкруа, обращаясь к Нэркому, метавшемуся в поисках хотя бы каких-нибудь следов. – Мсье, это было ошибкой?

Нэрком не ответил. Внезапно, однако, он вспомнил, что было сказано о потайном ходе, и, оттолкнув группу девушек, обнаружил в середине пола хорошо замаскированный люк.

– Вот оно, вот как она вышла! – крикнул он. – Заперто, Джеймс! Болт с нижней стороны! Иезавель выскочила в эту нору!

Дюкруа и Доллопс помогали ему, и они тянули, и тянули, и тянули, и тянули, они не могли сдвинуть крышку с места ни на один дюйм.

– Мсье, нет – какое безумие! Лаз? Нет, он вовсе не лаз! Это всего лишь квадрат, где пол был поврежден, отремонтирован и зачищен! Пресвятая Дева Скорбящая, это так!

Тут неожиданное открытие заставило Нэркома отвлечься от возни с люком. В углу лежал человек, изображавший мертвецки пьяного. Это был тот самый торговец, что приплыл в Англию на рыбачьей лодке, но тут же отправился обратно. Детектив набросился на «алкоголика», прежде чем тот смог пошевелиться.

– Вот, по крайней мере, один из них! – закричал он и принялся трясти его изо всех сил. – Вот один из приятелей Марго, Дюкруа. В конце концов вы не уйдете с пустыми руками.

Крик ужаса раздался в зале, когда он увидел лицо мужчины. Очевидно, они были мастерами актерского искусства, эти апаши, потому что можно было поклясться, что каждый мужчина и каждая женщина в зале были поражены присутствием на их вечеринке этого отброса общества.

– Матерь божия! Кто этот оборванец? – воскликнула Мариза. – Господа, я его не знаю. Я не видела его ни разу до этого мига! А ну, говори! Кто ты такой, что ты приходишь вот так и портишь репутацию благочестивой и солидной вдове, пес? А?

Мужчина сделал движение сначала к ушам, затем ко рту, затем начал делать движения на языке жестов, но не произнес ни слова.

– Ла, ла! Он глухонемой, мсье, – сказал Дюкруа. – Он не слышит и не говорит, несчастный.

– Давно ли? – с мрачной иронией в голосе спросил Нэрком. – Он говорил достаточно хорошо пару часов назад, клянусь. Мой молодой друг и я слышали, как он беседовал, расплачиваясь с рыбаком, который привез его в Дувр, незадолго до того, как он пробрался на борт пакетбота, чтобы вернуться с Марго и моравийцем назад во Францию. Странный поступок…

Глаза апашей уставились на лицо человека с внезапным острым интересом, который могли понять только они; но он все еще стоял, качая своей большой головой, пьяно или идиотски, и указывая на уши и рот.

– Задержите его! – приказал Нэрком, отдавая его в руки крепкого сержанта де Виля. – Я предстану перед судьей и предъявлю ему обвинение утром, и все прояснится. Он из этой кровожадной банды! Только, молю, не упустите его! Боже! Опять упустили эту женщину! Потеряли ее в конце концов!

Это был болезненный удар, конечно, но ничего не оставалось, как улыбаться. Искать Марго в любой из ее гостиниц или охотиться в ночных водах за ее моторной лодкой было бы верхом глупости. Удрученный Нэрком решил пойти ночевать в ближайший отель; дождавшись, пока арестованного уведут, полицейский взял Доллопса за руку и поплелся своим путем.

УТРОМ ОН ВЫПОЛНИЛ свое обещание; и задолго до прибытия судьи и даже до того, как ночной урожай арестантов был доставлен из тюрьмы и брошен в три маленьких камеры суда, он был на месте с Доллопсом и Дюкруа, с удивлением наблюдая, как группы злобных парней из племени апашей толпятся вокруг здания. Позже другие из той же породы проскользнули и заняли места в маленьком зале суда и постоянно шептались друг с другом, пока ждали начала утреннего заседания.

– Смотрите, начальник, вы только посмотрите на них – в этом благословенном месте собрались настоящие громилы, – прошептал Доллопс. – Как вы думаете, это не опасно? Не собираются ли они освободить нашего коробейника? Двадцать молодчиков еще ждут за дверью…

Нэрком не ответил. Судья прибыл, заседание началось.

Сначала началось разбирательство по всем тривиальным делам – ночная жизнь и ее прелести: пьяницы и беспорядки, бродяги и парии. Одного за другим их приводили, взыскивали штрафы и выгоняли вон, не уделяя особого внимания; этой частью утреннего заседания никто не интересовался, даже апаши. Список деяний зачитывался монотонно. Последний грязный и вонючий – отвратительный, обезьяноподобный негодяй, чье жестокое выражение лица вызвало отвращение у Нэркома, когда он, воняя своими грязными лохмотьями, заплатил свой штраф и ушел, и теперь до начала разбора серьезных дел остался лишь случай попытки самоубийства. Этот случай занял внимание магистрата, возможно, минут на двадцать или около того, а затем раздался голос, призывавший неизвестного, арестованного вчера вечером в гостинице «У семи грешников», предстать перед ним.