Пьер Вери: Завещание Базиля Крукса

Нунец сделал беспомощный жест и не ответил ни слова; Транкиль просил его молчать, и он молчал.

— Без пяти семь, — произнес Пигот, посмотрев на часы.

Две минуты спустя в комнате появился Транкиль. Он прежде всего пожал руку капитану.

— Дорогой капитан, мне нужно извиниться перед вами за то, что я дал вам первую роль в этой инсценировке. Я знаю, что вы невиновны. Считайте себя свободным. Но верьте, что ваш фиктивный арест сильно поможет нам в уличении убийцы.

Транкиль обвел взором всех присутствовавших.

— Друзья мои, — сказал он, — я собрал вас, чтобы просить вас всех вместе со мной провести бессонную ночь на «Альдебаране». Этой ночью я поджидаю убийцу синьора Тейа.

Он остановился. Все молчали. Тогда он заговорил вновь:

— Я предпочитаю еще не называть имени убийцы. Но не вижу никаких препятствий к тому, чтобы рассказать вам, как он совершил убийство, иными словами, как он, никем незамеченный, ввел яд в рюмку с коктейлем.

Начнем с начала. В баре нет никаких отверстий, кроме двух хорошо вам известных: крепко заделанного иллюминатора и двери на площадку в рубку.

Итак, в 10 ч. утра в бар входят двое мужчин и одна женщина.

В 10 ч. 5 мин. женщина отпивает глоток портвейна, а мужчины по глотку коктейля из двух совершенно одинаковых стаканов.

В 10 ч. 10 м. все трое выходят.

В 10 ч. 12 м. женщина возвращается, вслед за ней появляется один из мужчин, который говорит: «Вы не отпивали из стакана, не так ли?». Женщина выходит и тотчас вслед за ней и мужчина. Часы показывают 10 ч. 16 м.

В 10 ч. 20 м. все трое возвращаются и все трое продолжают пить, и тот из мужчин, который в промежутке не входил в бар, падает навзничь. Он мертв.

Итак, между 10 ч. 10 м. и 10 ч. 20 в коктейль был введен яд. Кто-то ввел яд. Кто ввел его?

Транкиль лукаво оглядел всех и продолжал:

— Отвечая на вопрос, Пигот допустил три ошибки.

Первую ошибку он сделал, когда решил, что только два человека могли совершить преступление и что значит один из двух и совершил его. Так возникло предположение об убийстве на романической почве.

Это предположение я отбросил с самого начала. Мне было ясно, что преступник в этом случае рисковал не только своей судьбой, но и судьбой любимого существа... ибо не может быть сомнений, что те двое, которых взял под подозрение Пигот, любят друг друга.

Транкиль, повернулся к мгновенно зарывшейся Лауре и сказал:

— Простите меня, сударыня, но мне приходится говорить и о таких вещах, чтобы рассуждение мое было безупречно.

Вместо ответа Лаура смущенно улыбнулась.

— К тому же, преступления на романической почве совершаются обыкновенно открыто. Их оружие — не яд, а револьвер или кинжал. Еще показательнее слова капитана, обращенные им к синьоре Лауре. Если бы капитан был замешан в историю с цианистым калием, он не стал бы спрашивать.

Вот почему я отбросил предположение о романтическом преступлении, и очень жаль, что и вы, Пигот, не поступили так же, ибо отказавшись от этой гипотезы, вы увидали бы, что никаких мотивов здесь к убийству Тейа не было. Я уже говорил об этом Нунецу.

— Совершенно верно, — заметил тот. — Но сознаюсь, что я не сумел сделать из этого заявления никаких выводов.

— Между тем, они весьма просты. Раз не было мотивов к устранению Тейа, то, очевидно, жертвой преступного плана пало не то лицо, которое было намечено убийцей. Иными словами, яд предназначался не для покойного.

Теперь попробуем вообразить, что должен был быть отравлен капитан Родериго.

Подхожу ко второй ошибке Пигота. Будучи уверен, что преступление совершено или капитаном, или синьорой Лаурой, он не стал задумываться над вопросом, как мог быть введен яд. Для меня же этот вопрос оказался основным.

Будем рассуждать. Раз доказано, что убийца не входил в комнату, а яд тем не менее был введен, то убийца, очевидно, действовал снаружи. Так как нет никаких оснований предполагать, чтобы были применены какие-либо сложные механические приспособления, то, значит, яд был принесен кем-то, кто был орудием, по всем вероятиям, бессознательным в руках убийцы.

И вот скажу вам прямо: таким бессознательным орудием оказался сам синьор Тейа, а яд, который он ввел в свой стакан, предназначался не для него.

Транкиль привстал и начал прислушиваться. Наружная дверь открылась; по коридору раздались шаги, последовал стук в дверь. В ней показался Бартоломео, который неловко поклонился и исчез, не произнеся ни слова.