Пьер Вери - Убийство Деда Мороза

Аббат Жером Фюкс, кюре Мортефона, маленького городка в департаменте Мёрт-и-Мозель, со вздохом облегчения поставил раку святого Николая на большой сейф в ризнице.

Холода прогнали последних аистов; стаи отощавших ворон с криками кружили возле церковного шпиля. На небольшой площади толпилась кучка веселых взрослых и румяных подростков. Девочки, от которых так и веяло здоровьем, водили хоровод и пели:

— Смотрите! — закричал какой-то мальчик. — Чудовище снимает свою шкуру!

Костюмированное шествие закончилось. Под общий смех «господин святой Николай» помогал разоблачиться похожему на желтого медведя чудовищу, которое в течение часа водил по городку, а оно — вернее булочник Пудриолле, исполнявший эту роль — скидывало шкуру, ворча:

— Черт побери! Хоть сегодня и шестое декабря, а я изрядно вспотел!

Святой Николай, покровитель Лотарингии, снял расшитое платье, митру, бороду и усы. Нацепив на нос очки, он предстал в своем истинном обличье — ризничего Блэза Каппеля.

Девочки показывали пальцами на здоровенного парня с болтающимся на поясе поверх белого передника целым арсеналом пил, сечек и ножей, и продолжали распевать во все горло:

Человек с ножами смеялся. Его звали Матиас Хаген и каждый год во время праздничной процессии он изображал мясника из легенды, убийцу троих детей, воскрешенных спустя семь лет святым Николаем. Ему и переодеваться не нужно было, так как он держал мясную лавку на Козлиной улице.

— Эй, пекарь, — крикнул он, — идем в «Гран-Сен-Николя», а? По-моему, мы заслужили по кружке пива! Фотограф, ты с нами?

Блэз Каппель вошел в церковь. Он был так близорук, что даже в очках наткнулся на стул.

Прихожане развлекались. Старики, сидя на низких стульях перед своими домами, с удовольствием посасывали длинные трубки. В пять часов уже смеркалось. Вразнобой доносились молодые голоса:

— Сюзель, мы уйдем без тебя!

— Плевать!

— Золушка, выпейте с нами ликера!

— Не могу, нет времени! Что скажут мои птицы?

В стороне в угрюмом одиночестве прошел изящный мужчина с орлиным профилем и печальным взглядом. Девочки все еще пели:

Аббат Фюкс, человек среднего роста, с густой темной бородой и мягким выражением лица, запирал в сейф в ризнице раку святого Николая: вдруг внезапно раздавшийся из шкафа с церковным облачением треск заставил его вздрогнуть. Священник прижал руку к сильно забившемуся сердцу — сердце у него было больное. Малейшего пустяка бывало достаточно, чтобы его взволновать. Затем он про себя улыбнулся: «Должно быть, это кот Матушки Мишель».

Минутой позже ризничий, преклонив колена перед алтарем, вошел в ризницу и от удивления выпустил из рук и одежду, и митру, и накладные бороду и усы.

Аббат Фюкс лежал распростершись на полу, запрокинув голову и раскинув руки. Блэз Каппель опустился рядом с ним.

Кюре был в сознании. Дрожащим пальцем он указал на открытый шкаф, а затем на узкую лестницу, начинавшуюся напротив двери, и пробормотал:

— Человек в маске… он прятался в шкафу… убежал по лестнице.

Хотя и тщедушный с виду, Блэз Каппель на самом деле был человеком сильным. Прихватив валявшиеся рядом каминные щипцы, он бросился по ступеням вверх.

— Не поднимайтесь, Каппель! — крикнул священник. — Лучше позовите кого-нибудь на подмогу.

Но ризничий уже исчез. Сверху послышался его голос:

— В окно он не выпрыгивал!

Священник приподнялся, медленно переводя дыхание.

— Осторожнее, Каппель! — крикнул он.

До него донесся звук быстрых шагов, хлопанье резко открываемых шкафов и, наконец, обрывки фраз:

— Здесь никого!.. И здесь!.. Однако каким образом, черт…

Заинтригованный аббат решился подняться наверх.

Прямо над ризницей находилась просторная комната, не имевшая других выходов, кроме лестницы и окна, глядящего с трехметровой высоты в сад перед домом священника. В комнате стояли скамьи, кафедра, клавир, и изредка священник проводил в ней духовные беседы с молодежью. Набожная остролицая женщина учила здесь девушек григорианскому пению и устраивала детские праздники. Ее звали Софи Тюрнер, она приходилась сестрой ювелиру Максу Тюрнеру, но проказники окрестили ее Матушкой Мишель из-за ее бродяги кота, убегавшего каждую неделю, которого она, подобно Матушке Мишель из поговорки, вечно повсюду разыскивала.