Колин Декстер: Панихида по усопшим

– Чай.

Она мягко толкнула его в плечо и поставила чашку на столик, который разделял их односпальные кровати.

Джозефс кивнул, крякнул, и повернулся на спину, наблюдая, как его жена, стоя перед туалетным столиком, снимает ночную рубашку через голову. Годы отложили на ее бедрах жирок, но она все еще была стройна и элегантна, и груди ее были полными и округлыми. Джозефс постарался не смотреть на нее в упор, когда она, обнаженная, замерла на мгновение перед зеркалом. В последние несколько месяцев он чувствовал себя все более неловко, глядя на ее тело, как будто он каким-то образом вторгался в ее личную зону, которой ему больше не предлагали делиться.

Он сел и отхлебнул чай, пока она застегивала молнию на боку темно-коричневой юбки.

– Почта была?

– Я бы ее принесла.

Она наклонилась вперед, накладывая слой за слоем косметику на лицо. Самого Джозефса никогда реально не интересовал процесс макияжа.

– Дождь лил всю ночь.

– Небольшой дождь идет и сейчас, – сказала она.

– В саду хорошо.

– Мм.

– Ты не завтракала?

Она покачала головой.

– Там осталось еще достаточно бекона, хотя, если ты… – (она намазала тонкий слой светло-розовой помады на свои пухлые губы) – …хочешь, есть еще и грибов немного.

Джозефс допил чай и лег на кровать. Было 7.25 утра, Бренда уйдет через пять минут. Она была занята в первой половине дня в клинике «Джон Редклиф», в нижней части Вудсток-роуд, куда два года назад ей снова пришлось выйти на работу. Два года назад! Это было как раз после…

Она нагнулась над постелью, слегка коснулась губами его лба, взяла чашку и вышла из комнаты. Но, почти сразу же, вернулась обратно.

– О, Гарри. Чуть не забыла. Я не вернусь сегодня на обед. Ты сможешь приготовить себе что-нибудь? Я действительно должна пройтись по магазинам и сделать покупки в городе. Не то, чтобы я сильно задержусь – до трех вернусь, не позднее, я думаю. Я постараюсь купить что-нибудь вкусненькое к чаю.

Джозефс кивнул и ничего не ответил, но она задержалась у двери.

– Может, что-то надо привезти тебе – из города, я имею в виду?

– Нет.

В течение нескольких минут он лежал совершенно неподвижно, слушая ее движения внизу.

– Э… э!

– Пока.

Входная дверь хлопнула за ее спиной.

– До свидания, Бренда.

Он откинул одеяло, встал и выглянул сквозь занавешенное окно. Аккуратно выехавшая «Аллегро» постояла некоторое время на тихой, мокрой улице, а затем, внезапно, окутавшись слоем сизого дыма, исчезла. До клиники «Редклиф» было 2,8 мили: Джозефс знал это точно. В течение трех лет он сам проделывал идентичный путь до блока офисов чуть ниже «Редклифа», где работал в качестве гражданского служащего после своей двадцатилетней службы в войсках. Но два года назад сотрудники были уволены, следуя последним сокращениям государственных расходов, и каждые трое из семи были признаны избыточными, включая его самого. Именно это его по-прежнему раздражало! Он не был самым старым, и он не был наименее опытным. Но он был наименее опытным из пожилых мужчин и самым старым из менее опытных. Чуть-чуть сердечности в рукопожатии, небольшой прощальный вечер, и слабая надежда найти другую работу. Нет, на самом деле вот что: почти никакой надежды найти другую работу. Ему было тогда сорок восемь. Достаточно молодой, возможно, по некоторым меркам. Но печальная истина медленно подтачивала его душу: его больше никто не хотел. После более чем года удручающего безделья, он, по сути, недолго поработал в аптеке в Саммертауне, но филиал недавно закрыли, и он почти обрадовался неизбежному прекращению своего контракта. Он, – человек, дослужившийся до звания капитана Королевской морской пехоты, человек, который прошел действительную военную службу и боролся с террористами в малайских джунглях, – стоял вежливо за прилавком в рецептурном отделе, выдавая сдачу какому-то тощему, бледному молокососу, который не продержался бы и пяти секунд на любой из тренировок коммандос по самообороне! И, как настаивал менеджер, приговаривал: «Благодарю вас, сэр», – в придачу!

Он отбросил эти мысли, и раздвинул шторы.

Вдоль кромки тротуара выстроилась очередь на автобусной остановке; зонтики, открытые из-за моросящего дождя, были похожи на разноцветье полей и газонов. В его голове проплыли строчки четверостишия поэта Теннисона о моросящем дожде, выученного в школе, которые отражали его нынешнее настроение, и, казалось, соответствовали мрачной перспективе, маячившей перед ним.