И, потянувшись ко мне, она легко поцеловала меня в щеку, улыбнулась и исчезла в квартире, тихо прикрыв дверь. Некоторое время я продолжал стоять, пялясь на дверь. Теперь я ясно понимал, что в ней происходят те же химические процессы, что и во мне, и боялся поверить в это.
Мы сидели рядом на кушетке. От единственной лампы падали тени. Мы только что съели самый вкусный в моей жизни ужин: крабовый суп и утиные грудки с рисом и соевым соусом. Выпили бутылку божоле, а также по три больших джина с мартини. Никогда еще мне не было так легко и хорошо. С кассеты, которую она включила, нежно звучала песня «Ночная синева» Бинга Кросби.
Это был мой личный момент истины – ее близость, вся атмосфера, золотой голос с кассеты, еда и напитки – все было одно к одному. Я ощущал, что вряд ли буду когда-нибудь чувствовать себя счастливее и комфортнее. Запомнить бы этот момент навсегда…
Говорить не хотелось. Хотелось просто сидеть там, будучи слегка навеселе, слушать этот голос, глядеть на нее – откинувшуюся на кушетку, с закрытыми глазами, и тени от потухающей лампы делали ее еще прекраснее.
Песня подошла к концу, и в этой довольно ветхой, но уютной комнате ощутилась внезапная пустота.
Она открыла глаза и улыбнулась мне.
– Все когда-нибудь заканчивается. – Она потянулась к магнитофону и выключила его.
– Это было восхитительно, – сказал я. – Ужин был восхитительным. – Я посмотрел на нее. – Ты восхитительна.
Она взяла сигарету, зажгла ее и снова откинулась на кушетку, но чуть поодаль от меня.
– Вчера вечером ты спрашивал, думала ли я о том, чтобы снова выйти замуж. Хочу тебе кое-что рассказать об Алексе, моем муже.
Я был весь внимание.
– Твоем бывшем муже?
– Мы все еще женаты.
Ощущение исключительного покоя покинуло меня.
– Ты все еще замужем? Я думал, вы в разводе.
– Я бы хотела. – Она рассматривала тлеющий конец своей сигареты. – Боже, как бы я этого хотела!
– Но почему нет? – Я склонился к ней, сжимая кулаки. – В чем проблема?
– Ты не знаешь Алекса. С ним всегда проблемы. Он не даст мне развода.
– Не понимаю, Гленда. Он ушел от тебя или ты от него?
– Ушла я. Просто не могла больше его выносить. Женщины его не интересуют. Только деньги и собственная персона.
– Когда ты ушла?
– Где-то полгода назад.
– Должен же быть какой-то способ избавиться от него?
Она пожала плечами:
– Я могла бы откупиться. За двадцать тысяч долларов он даст мне развод. Вот так все убого.
– Хочешь сказать, что за двадцать тысяч долларов ты могла бы купить свободу?
– Что говорить об этом? – Она нетерпеливо передернула плечами и стряхнула пепел в пепельницу. – Хочу, чтобы ты знал, Ларри, потому что чувствую, что влюбляюсь в тебя. – Она положила свою руку на мою. – Думала, что проживу и одна, но теперь вот встретила тебя и уже не знаю. Странно это и даже пугающе: вот познакомились мужчина и женщина – и все меняется. Думаю, это наша последняя встреча, Ларри. Знаю, что у тебя есть деньги и что ты влюблен, но меня нельзя взять и купить!
Она взглянула прямо мне в глаза:
– Не говори, что ты заплатишь Алексу за мою свободу. Я не смогу это принять. Я работаю, коплю. Надеюсь, что через пару лет смогу откупиться, но не хочу, чтобы ты ждал столько времени.
– Я дам тебе в долг, Гленда! Я не просто так дам их тебе – одолжу! А ты вернешь, когда сможешь.
– Нет! – Она встала. – Время позднее.
Я встал, обнял ее и притянул к себе.
– Ох, Ларри, – сказала она, ее лицо было прямо напротив моего. – Только в этот раз… Я так хочу тебя!
И она прижалась ко мне всем телом.
И тут раздался звонок в дверь.
Как от удара током мы отскочили друг от друга и уставились на входную дверь, которая вела прямо в гостиную.
– Не отвечай, – прошептал я.
– Придется. – Она указала на окно с отдернутыми занавесками. – Кто бы это ни был, он знает, что я здесь.
– Мне надо спрятаться!
Я был в панике, и вот почему. Дело в том, что я считался влиятельным человеком в Шарнвилле. Был на короткой ноге со всеми большими шишками в Загородном клубе. Если бы меня застали в квартире замужней женщины-фотографа, то это породило бы слухи и сплетни, которые запятнали бы мою репутацию.
– Нет! – бросила она.
В тревоге, с бешено бьющимся сердцем я смотрел, как она пересекла комнату, чтобы открыть дверь.
На пороге стоял шериф Джо Томсон – последний, кого я хотел бы видеть в тот момент.
Я уже упоминал, что мы частенько играли с ним в гольф и в целом неплохо ладили, однако же из нашей с ним болтовни на поле мне стало ясно, что этот человек – полицейский до мозга костей. Ему было около сорока пяти, высокий, поджарый, в полиции он работал порядка двадцати лет. Было в его лице что-то хищно-орлиное: пронырливый взгляд маленьких глаз, крючковатый нос и тонкие губы. Он был абсолютно лишен чувства юмора, в гольф играл предельно серьезно, хотя, казалось, был спокоен и расслаблен. Я был уверен, что в критический момент он может быть совершенно безжалостным.
Читать дальше