Джеймс Чейз - Кто смеется последним

Дорогая моя Гленда,

я вынужден уехать во Фриско на пару дней. Пытался связаться с тобой – и вот пишу.

Мне крайне необходимо поговорить с тобой: пожалуйста, не отказывай мне в этом. О нас с тобой уже поползли слухи. Пожалуйста, отнесись к этому со вниманием. Нам надо поговорить. Уверен, что мы найдем выход. Ты же встретишься со мной в воскресенье в восемь утра в Феррис-Поинт? Это в четырех милях от Шарнвилла, и в такое время там никого нет. Мы сможем обсудить наше будущее без посторонних глаз. Езжай по шоссе, которое ведет во Фриско, и поверни налево на пятом перекрестке. Эта дорога приведет тебя в Феррис-Поинт.

Если ты меня любишь так же, как я тебя, то приедешь.

Я положил письмо в конверт и, когда вернулся вечером домой, подсунул его ей под дверь.

Феррис-Поинт – маленькая бухточка, окруженная кустарниками и песчаными дюнами, отличное место для плавания. Я частенько ездил туда, когда хотел побыть один. Шарнвилл свои руки сюда еще не дотянул.

По песчаной петляющей дороге я приехал в эту бухту и, оставив машину в тени дерева, пошел через кустарники к полосе золотого песка.

Придет ли она?

Я провел два суматошных, но благоприятных для бизнеса дня во Фриско. Мы заключили сделку, но понадобилось взять еще один кредит в банке. Я был уверен, что мы его получим, и сказал Биллу, что на днях во время гольфа поговорю об этом с Брэнниганом.

Но сначала Гленда.

И тут я ее заметил.

В изумрудном бикини она сидела на песке, подтянув колени к подбородку, руками обхватив лодыжки. Солнце играло на ее рыжих волосах.

Я стоял, смотрел на нее и думал, что она самая желанная и самая прекрасная женщина на земле.

Она взглянула в мою сторону и улыбнулась.

Когда я приблизился к ней, она тихо сказала:

– Вот видишь, Ларри, искушение было слишком велико… Все мои благие намерения не видеться с тобой… – Она скривилась. – Я не могла выкинуть тебя из головы ни днем ни ночью. – Она вытянулась на песке. – К чему разговоры, милый, давай уже займемся любовью.

Я сбросил рубашку и брюки, она избавилась от бикини.

Я склонился над ней, любуясь ею и страстно желая покрыть поцелуями каждый дюйм ее тела.

– Нет… Скорее, Ларри. Возьми меня!

Нетерпение, которое звучало в ее голосе, передалось и мне. Она легонько застонала, когда я вошел в нее.

Она обхватила меня ногами, а ее пальцы впивались в мою плоть.

Солнце, шум моря, шелест листьев – на этом совершенном фоне мы лихорадочно достигли оргазма.

Ее пальцы скользнули по моей спине, не давая мне отстраниться.

– Еще… – выдохнула она, – пожалуйста, еще!..

А потом раздался голос из ниоткуда:

– Отвали, ублюдок!

С глухим стуком мне в ребра врезался ботинок. Удар был такой силы, что я отлетел. Перевернувшись на спину, я посмотрел вверх.

Надо мной стоял низкорослый, приземистый мужик. Будто из ночного кошмарного марева постепенно проявлялись детали: борода, загар, глаза, как смородины, застрявшие в медовом хлебе, панама, натянутая до кустистых бровей. Одет он был в мятый и грязный белый костюм.

Гленда попыталась подняться на ноги, и он ударил ее с размаху тыльной стороной руки – жестокий удар, который распластал ее по песку.

Убийственная ярость закипела во мне. Я бросился на него, мои руки сомкнулись на его горле. Мы рухнули на песок и покатились, как дикие звери. Сила его была ужасающей. Хотя я крепко схватил его за горло, он сумел вывернуться. Его кулак впечатался в мое лицо, а колено – в пах. Горячее солнце внезапно потускнело, как будто вдруг случилось затмение. Я вцепился в его пиджак и снова получил кулаком в лицо. И все же моей убийственной ярости хватило, чтобы отбросить его. Он упал навзничь, а я, с трудом поднявшись, начал молотить его по лицу обоими кулаками. Все мое тело ломило от боли, но мне было наплевать. Я жаждал его убить. И вот в тот момент, когда я в очередной раз занес над ним кулак, в моей голове что-то взорвалось яркой вспышкой, и свет померк, будто вырубились пробки.

Я медленно возвращался в сознание, кожей чувствуя каждую песчинку. Пошевельнувшись, ощутил вспышку ослепляющей боли в голове и услышал свой собственный стон. Некоторое время я лежал неподвижно. Сильно болел пах. Болели ребра. Болело лицо.

Солнце припекало. Я слышал ласковый шорох прибоя и шуршание листьев на ветру.

Очень медленно я приходил в себя. Очень медленно, обхватив голову руками, я сел. Обуздав боль, стучащую молотом в висках, я с усилием открыл глаза и осмотрелся: на пляже никого не было – ни Гленды, ни этого коренастого.