Йорг Маурер - Чисто альпийское убийство

— Давайте потихоньку двигаться дальше, — предостерегающим тоном сказал Свобода, прекрасно знавший, что творится на душе у того, кто впервые держит в руках настоящий золотой слиток и даже может назвать его своей собственностью.

— Это аванс, — сообщил он. — Дела идут и так хорошо, а при очередном расширении Евросоюза станут еще лучше. В ближайшее время будут крупные поставки нашего товара, более десятка единиц. И за каждую из них вы получите вот такую игрушечку.

Урзель с Игнацем молча сели в машину. Они были ошеломлены. Свобода хорошо им платил, это верно. Однако планка поднималась все выше и выше, и они боялись не оправдать ожиданий. Проехав пограничный населенный пункт Гризен, Урзель поймала местную радиостанцию, и троица услышала неприятную новость. По радио сказали, что в культурном центре разыгралась трагедия, некий гаупткомиссар Еннервайн начал расследование, но оно продвигается очень медленно. И концертный зал закрыт на неопределенный срок.

— Этого нам еще не хватало! — простонала Урзель. — Теперь на каждом углу будет стоять легавый…

— А по-моему, вас это совершенно не касается. В одну воронку бомба дважды не падает. У полиции наверняка хватает других забот, кроме как беспокоить вас, безобидных владельцев похоронной фирмы.

— А как теперь быть с флешкой, которую мы спрятали там на чердаке?

Голос отважившегося нарушить скорбную паузу звучал робко и подавленно.

Все трое недовольно заворчали. Теперь пробраться на чердак концертного зала было весьма проблематично.

После обеда Мария Шмальфус с удобством расположилась на балконе зрительного зала. Сиденья там были мягкие, комфортные, совсем не то что в партере. Дипломированный психолог закрыла глаза. Ее мысли блуждали туда-сюда, однако неизбежно сводились к происшествию в концертном зале. «Отошедшие элементы декора», «стремительное падение», «постороннее вмешательство»… Мария обожала выстраивать свободные ассоциации, проигрывать разные возможности, исключать одни варианты и ставить над другими жирный восклицательный знак. «Существенные строительные дефекты», «недостающие носы», «пропавшие спутницы»… Факты и предположения переплетались друг с другом, кружась вокруг нее в пестром, безудержном хороводе. Однако что это за грохот? Разве нельзя человеку немного расслабиться в кресле и перевести дух? Наверное, это Беккер со своими подчиненными так шумно работают на чердаке, продолжая свои исследования и эксперименты. Да, это были следопыты Беккера, и если приглядеться повнимательнее, то можно даже увидеть, как потолок прогибается под их ногами. Топот и возгласы становились все громче, и вскоре девушка различила голос самого Беккера. Безапелляционным тоном он призывал своих подчиненных пристегнуться страховочными тросами. Зрители, сидевшие внизу, в партере, уже не обращали внимания на трясущийся и прогибающийся потолок — их напряженные взгляды были прикованы к залитой ярким светом сцене, на которую поднималась Пе Файнингер. Пианистка не стала кланяться, а сразу же подошла к роялю, села за него и начала играть, однако топот и выкрики наверху не прекратились — казалось, обитатели чердака стали пританцовывать в такт музыке. Но синхронными эти звуки не были, громыхание на чердаке опережало музыкальный ритм. Теперь потолок поднимался и опускался очень даже заметно. Осветительные приборы, укрепленные на длинной планке, простиравшейся на всю ширину потолка, подпрыгивали и крутились, одни из них гасли, другие направляли свет в никуда. Пляшущее потолочное перекрытие прогибалось вверх-вниз уже на целый метр. Что они там делают? С ума посходили? И тут случилось непоправимое. Конец одной из массивных стальных балок, на которых держалась вся конструкция потолка, вывалился из стены, винты метровой длины согнулись, их концы угрожающе высунулись, в зал посыпались каскады штукатурки и белой пыли. Лишенный опоры потолок накренился к той стене, из которой металлические крепления выпали в первую очередь, и повалился вслед за штукатуркой, обнажая железобетонные сваи. Вскоре оторванная сторона за что-то зацепилась, но отскочила другая, и весь массив потолка, расщепляясь, как пазл, с оглушительным грохотом устремился вниз.

Кое-кто из зрителей заметил надвигающуюся катастрофу, люди вскочили с мест, однако далеко не каждый мог добраться до выхода. Обнажившийся пол чердака ходил ходуном с угрожающим треском, над рядами кресел клубилась пыль, падали увесистые куски цементного раствора, далеко в стороны отлетали обломки металла и дерева. Мария зашлась в вопле, но почему-то не услышала своего голоса. Такого не может быть! Посмотрев наверх, она увидела полностью оголенные стропила. В местах соединения стропильных ног и их пересечения с обрешеткой висели беккеровские следопыты, пристегнутые страховочными тросами. Слегка провалившись, фигуры болтались в воздухе, выкатив от страха глаза и широко разинув рты в беззвучном крике. Сам Беккер висел в центре, его подчиненные — вокруг него, и все они дрыгались, как марионетки в уродливой пляске смерти, в такт музыке, гремевшей со сцены. Между тем пианистка так и не решалась оторвать взгляда от клавиатуры рояля. Пальцы Пе Файнингер бегали по клавишам как ни в чем не бывало, она сыграла несколько шлягеров семидесятых годов, несколько — восьмидесятых; она исполнила классические произведения и музыку эпохи романтизма, сочинения Людвига Бетховена и Фредерика Шопена. Артистка не оглядывалась по сторонам, выколдовывая из рояля энергичные «пир-рили-пи!» и «ра-тонк!», она играла дальше и дальше, чтобы не видеть страшной картины, и сама как будто бы стала марионеткой, конвульсивно вздрагивавшей, но не прекращавшей ни на миг своей исступленной игры.