— Но ведь сегодня не праздник, — слегка удивился священник.
— Благодарить Бога можно и безо всякого повода, — кротко отвечала Урзель. Она умела врать не краснея, совсем как ее покойная матушка, которая целых пятьдесят лет умудрялась притворяться перед супругом, что не курит.
Катафалк двигался вдоль берега реки Лойзах и вскоре достиг немецкой границы. Урзель припарковала машину в разрешенном месте, и компания стала вылезать, чтобы размяться и все такое. Если бы на вышке, видневшейся вдалеке, стоял наблюдатель, то он мог стать свидетелем примечательной сцены. Вот едет ритуальный автомобиль, вскоре он останавливается, оттуда выходит женщина-водитель, вся в черном, с эмблемой похоронной компании на груди, и, зажав в руке форменную шапочку, устремляется в ближайший лесок. Через некоторое время открывается передняя пассажирская дверь, появляется второй сотрудник погребальной конторы и тоже направляется в лес с известными намерениями. Автомобиль стоит в одиночестве, поджидая своих хозяев. «Ну что ж, — думает старый лесник на своей вышке, — они тоже люди». Но в следующий миг распахивается задняя дверь катафалка… Бедный старик, собиравшийся почитать маленькой внучке какую-нибудь сказку на ночь! Его желанию не суждено было сбыться. Оружие выскальзывает из его рук, он медленно оседает наземь…
— Ну, и в чем заключается твой сюрприз? — спросила Урзель, вернувшись из леса. Свобода оглянулся. Вокруг не было ни души. Далеко отсюда над вершинами деревьев выступала ветхая, полусгнившая смотровая вышка.
— Там никого нет, — сказал Игнац, тоже сделавший известные дела.
Кивнув, Свобода вынул из машины рюкзак. Заметно было, что тот довольно тяжелый, значит, в нем вряд ли лежали деньги, пусть далее пачками, или компрометирующие документы, которые пройдоха пытался навязать Гразеггерам в прошлом году вместо достойной оплаты.
— Что сейчас будет? Какой-нибудь розыгрыш? Лучше тогда вообще не открывай рюкзак, — поджала губы Урзель.
— Зарубите себе на носу: я начисто лишен чувства юмора. Я никогда никого не разыгрываю.
Свобода поставил свою ношу на удачно подвернувшееся бревно и еще раз огляделся по сторонам. Затем развязал рюкзак и вытащил оттуда какой-то предмет, по форме и размерам напоминающий кекс. Он был завернут в газету «Коррьере делла сера», и в уголке даже виднелась дата ее выхода.
— Они никогда не научатся работать как следует, гастарбайтеры криворукие!
Сердито сорвав газету, Свобода засунул ее в большой пластиковый пакет, где лежал использованный грим, ожидающий уничтожения.
— Нет, ну еще сильнее наследить было просто невозможно!
Тем временем супруги Гразеггер издали несколько изумленных ахов и охов, и в конце концов Игнац спросил:
— Что это такое?
— Пресс-папье, что же еще! Никогда не видели таких вещей?
Приподняв повыше сдержанно поблескивающую чушку металла, Игнац оглядел ее со всех сторон. Внизу виднелись выгравированные слова «Banca di…». Конец надписи был предусмотрительно спилен.
Урзель сглотнула слюну.
— Это чистое золото?
— Чище не бывает. Двадцать четыре карата.
— И сколько стоит эта прелесть?
Супруги Гразеггер благоговейно касались слитка, взвешивали его на ладонях, прикладывали к щекам, милуясь с ним. Они позабыли обо всем на свете, но бегающие глазки Свободы зорко наблюдали за обстановкой вокруг. Он присматривал за своими деловыми партнерами, был их ангелом-хранителем.
— Сколько стоит? Ну, это зависит от текущего курса золота. За тройскую унцию — это около тридцати одного грамма — можно получить от четырехсот до тысячи двухсот долларов. В этом слитке четыреста унций, то есть двенадцать целых сорок четыре сотых килограмма. Сейчас золото стоит примерно шестьсот долларов за унцию, так что этот слиточек вытягивает на двести сорок тысяч долларов.
Сокровище несколько раз перешло от Игнаца к Урзель и обратно. Неужели в таком кусочке металла, размером даже меньше обувной коробки, таится четверть миллиона долларов?! Оказывается, четверть миллиона долларов весит даже меньше, чем несколько бутылок пива, но опьяняет в тысячу раз сильнее этого любимого напитка баварцев. Четверть миллиона долларов — это соответствует годовому обороту небольшой фирмы. Четверть миллиона долларов — за такую сумму отцу Игнаца пришлось бы вкалывать целую жизнь, его деду — десять жизней, его прадеду — целых сто! Королю Людвигу II (привстанем на мгновение) подобный аккуратный слиток помог бы санировать пошатнувшуюся финансовую систему государства, а средневековый курфюрст сумел бы в сто раз увеличить численность своей армии. И Ганнибал, владей он такой драгоценностью, как этот золотой кекс, смог бы столь укрепить свое господство на юге Италии после победоносной битвы при Каннах, что история пошла бы совсем в ином направлении…
Читать дальше