Я вытер лицо и ждал Делавойе с небольшим терпением, которое иссякло, когда он вошел с сияющим лицом, особенно полным своих собственных вопиющих исследований в Блумсбери.
– Я не могу сегодня избавиться от этой гнили! – Воскликнул я. – Вот этот толстый дурак собирается напасть на след миссис Ройл, причем через меня! Женщина-инвалид, это может ее прикончить. Если бы это был он сам, я бы не возражал. Как ты думаешь, где он, черт возьми?
– Потом расскажу, – сказал Уво Делавойе, не шевельнув ни единым мускулом своего подвижного лица.
– Ты мне скажешь … Послушай, Делавойе! – Пролепетал я. – Для меня это серьезное дело, и если ты собираешься молчать, я бы предпочел, чтобы ты убрался!
– Но я не молчу, Гилли, – сказал он другим тоном, но с высокомерным блеском, который мне никогда не нравился. – Меньше всего я думал об этом. У меня и в самом деле есть довольно остроумная идея, но ты такой неверующий пес, что должен дать мне время, прежде чем я расскажу тебе, что это такое. Прежде всего, мне хотелось бы побольше узнать об этих мнимых спекуляциях, об этом явном бегстве и о том, замешана ли во всем этом миссис Ройл. Меня очень интересует эта дама. Но если ты соблаговолишь прийти к ужину, то выслушаешь мои соображения.
Конечно, мне было не все равно. Но за массивным красным деревом более просторных дней, хотя мы и имели его в своем распоряжении, мы оба, казалось, не были склонны возвращаться к этой теме. Делавойе собрал кое-какие отборные остатки отцовского погреба, гротескно не сочетавшиеся с нашей домашней трапезой, но явно в мою честь, и, казалось, настало время поговорить о том, о чем мы договорились. Я боялся, что знаю, какую идею он назвал "проницательной"; чего я боялся, так это нового применения его остроумной доктрины относительно местных живых и мертвых и жаркого спора в наших экстравагантных чашках. И все же мне хотелось знать, что думает мой спутник о Ройлах, потому что мои собственные предчувствия уже не были свободны от предчувствий, для которых имелись некоторые основания. Но я не собирался заводить эту тему, и Делавойе упорно избегал ее до тех пор, пока мы не вышли на улицу (со скромными трубками поверх этой Мадеры!). Потом его рука скользнула под мою, и мы в едином порыве двинулись по дороге к дому с опущенными шторами.
Все эти дни, во время моих постоянных прогулок, он смотрел мне в лицо своими закрытыми окнами, грязными ступеньками, пустыми трубами. Каждое утро эти отвратительные шторы встречали меня, как красные веки, скрывающие ужасные глаза. И как-то раз я вспомнил, что сам почтовый ящик был словно зубами вонзен во внешний мир. Но в этот летний вечер, когда дом встал между нами и благородной луной, все было так изменено и прикрыто, что я не думал ничего дурного, пока Уво не заговорил.
– Я не могу отделаться от ощущения, что здесь что-то не так! – воскликнул он вполголоса.
– Если Койш не ошибается, – прошептал я в ответ, – тут действительно что-то не так.
Он посмотрел на меня так, словно я упустил главное, и я нетерпеливо ждал, что он скажет. Но в Уво Делавойе весь вечер было что-то странное; ему было особенно нечего сказать в свое оправдание, и теперь он говорил так тихо, что я незаметно понизил голос, хотя вся дорога была почти в нашем распоряжении.
– Ты сказал, что нашел старого Ройла совсем одного прошлой ночью?
– Совершенно верно, – сказал я.
– У тебя нет причин сомневаться в этом, не так ли?
– Нет причин – нет. И все же мне показалось странным, что он держится до конца: хозяин дома без души, которая могла бы что-нибудь для него сделать.
– Это очень странно. Это что-то значит. Кажется, я тоже знаю, что именно!
Но он, похоже, не был расположен рассказывать мне об этом, и я не собирался настаивать. Не разделял я и его уверенности в собственной силе прорицания. Что он мог знать об этом деле, что было мне неизвестно, если только у него не было какого-то внешнего источника информации все время?
В это, однако, я не верил; во всяком случае, он, казалось, стремился приобрести больше. Он толкнул калитку и оказался на пороге прежде, чем я успел сказать хоть слово. Мне пришлось последовать за ним, чтобы напомнить ему, что его действия могут быть неправильно поняты, если их увидят.
– Ничего подобного! – Осмелился сказать он, склонившись над потускневшим почтовым ящиком. – Ты со мной, Гиллон, и разве это не твоя работа – следить за этими домами?
– Да, но…
– Что случилось с этим почтовым ящиком? Он не открывается.
Читать дальше