Елена Дарикович - Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

Я говорил горячо и убежденно, как, кажется, не говорил еще никогда в жизни. Конечно я не ожидал аплодисментов… Но полная тишина, нарушаемая только тиканьем часов, да унылым пением дымохода, меня все же смутила. Холмс блаженно попыхивал трубкой, протянув свои длинные ноги к камину, в зрачках его метались огненные языки и еще что-то неуловимое. На мою тираду он не ответил, ни словом, только неопределенно хмыкнул.

Что ж, по крайней мере, я высказался, а он выслушал. Иначе бы не хмыкнул.

Позже, заканчивая работу над «Страшной комнатой», я спросил его мнения, стоит ли подредактировать и подсократить рукопись Била Читателя? На мой взгляд, хотя наш «конкистадор» выражался достаточно литературно, а местами даже изысканно, он все же не умел отделять важное от второстепенного, сокращать длинноты, не упуская смысла, и вести последовательное повествование без ненужных отступлений и топтания на месте. Но Холмс заявил, что не считает данные особенности недостатками, поскольку сами обстоятельства мало способствовали гладкости стиля, излишние же подробности, как и обилие прямой речи, объясняются, скорее всего, желанием точнее передать факты и не погрешить против истины. Потому он посоветовал не портить эту беспримерную исповедь излишней литературной обработкой.

Так я и сделал, исправил по мере сил только грамматические ошибки и опустил повторы.

Желая как можно скорее набросать эту повесть, что называется по горячим следам, я стал быстро восстанавливать по записям и памяти все перипетии этого, беспрецидентного дела, но вопреки ожиданиям закончить работу не успел. Одно нашумевшее убийство надолго оторвало нас от нормальной человеческой жизни. Кстати, если бы не Холмс личность убитого могла бы так и остаться для всех тайной, поскольку голова у бедняги отсутствовала, а документы при нем бывшие оказались фальшивкой. «О, Бедный Йорик!», неожиданно воскликнул мой друг с неподдельной горечью в голосе. Оказалось, что по уникальному и малозаметному дефекту ладони он опознал в покойнике Вильгельма Уилборна — знакомца своей юности. Но это был не единственный сюрприз и не самый удивительный из тех что нас ждал. Убийца, которого Холмс взял с поличным в подвале старинного дома на маленькой Кросби Роу, некто Джуди Робинсон по кличке Птенчик, вполне респектабельная, но на редкость бесцветная личность, при дознании проговорился, что убитый им Вильгельм Уилборн, не кто иной, как пресловутый Вилли Чемодан. Даже для всезнайки Холмса это было откровением. Легендарный фальшивомонетчик — его школьный приятель!!!??? Но факты были налицо. Интересно, что взят был Птенчик ровно в тот момент когда ухватившись за роковой чемодан своего патрона, тащил его из хитроумного тайника умиротворенно напевая на избитый мотив шарманки: "Подайте мне мой старый шарабан, я повезу на нем свой старый чемодан!" Известно что исключительная находчивость и крайняя осторожность, делали Вилли неуловимым для Скотленд-Ярда, да и с преступным миром он вел свои дела весьма ловко, обезопасив себя казалось со всех сторон. Только вот против вероломства единственного своего помощника, скучного, невзрачного, но такого незаменимого Птенчика, он все же, оказался бессилен… И в одно несчастное утро его обезглавленный труп был обнаружен в ванной отеля "Эксельсиор". По словам Холмса, до того как старина Уилборн стал тем кем стал, он, был известен многим как весьма успешный ученый-изобретатель, заядлый театрал, короткий приятель нелюдимого Реджинальда Месгрейва, отчаянный франт и вообще на редкость занятный малый. Ничто в те далекие годы не предвещало столь выдающейся криминальной карьеры этому обаятельному и оригинальному гению. Холмс со вздохом сожаления высказал уверенность в том, что сложись жизнь бедняги Уилборна иначе, им наверняка гордилась бы старушка Англия, как гордится теперь Фарадеем и Джоулем.

По этому поводу мне вспомнилось неоднократное высказывание Холмса, о том, что будь его собственные принципы иными, а воспитание не столь традиционным — Скотленд-Ярд имел бы в его лице весьма и весьма опасного преступника, а уголовный мир не менее опасного собрата. Но к счастью для человечества с Холмсом ничего подобного не случилось.

По завершении дела Вилли Чемодана я поспешил к моей долготерпеливой жене, к моим осиротевшим пациентам и к моим заброшенным литературным занятиям. Потому с Холмсом мы не виделисьв плоть до начала зимы, до того дня когда я принес на его суд свою новую рукопись.