Елена Дарикович - Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

— Вот и я в точности так же! — оживился мистер Торлин, — теперь в каждой лавке вам предлагают такие брошюрки.

— Да что там, в лавках! — воскликнул я запальчиво, — на днях мне попалась заметка в одном солидном медицинском журнале в разделе психологии. Представляете себе заголовок: «Реклама и подсознание»! Так я, признаться, зачитался!

— Вот о подсознании-то я и хотел сказать, извините за это новомодное словцо, но теперь без него никто, кажется, не хочет обходиться. Из рекламки я знал, что сеансы мадам Гвиньоль проходят в одном благотворительном обществе, и вот решил сходить. Денег не пожалел и взял билет в первый ряд, чтобы хоть что-нибудь видеть. Я заранее настроился быть предельно объективным. Ведь известно, что к таким вещам у нас относятся или совершенно скептически, или уж совершенно фанатически. Потому, решив составить собственное мнение, я внимательно слушал всю предысторию, как выразилась мадам, ее парапсихологических исследований и всего того, что она сочла нужным поведать публике. Излишне говорить о том, что интерес мой нарастал с каждой минутой и непосредственно перед экспериментом вырос в ту меру, о которой только и может мечтать подобного рода экспериментатор.

— Надо сказать, что одета гипнотизерша была весьма претенциозно: сине-зеленое все в блестках платье, павлиньи перья в прическе, множество восточных браслетов с синими и зелеными камнями, слишком крупными, чтобы быть сапфирами и изумрудами. Все это создавало какой-то чуть не цирковой эффект. Самой же замечательной деталью туалета был кулон с изумрудом уж вовсе ненормальных размеров.

Холмс сидел, откинувшись на спинку кресла, прикрыв веки, длинные его пальцы нервно вертели трубку, я же замер, почувствовав, что вот сейчас, наконец, откроется мучившая меня тайна.

Ветер внезапно изменил направление и зазвенел оконными стеклами, и этот несколько неожиданный аккомпанемент усилил фантастическое в рассказе учителя.

— Впечатление от голоса гипнотизерши на редкость глубокого и выразительного портила однако, излишняя аффектация, а манерность жестов и движений сильно отдавали театром и я уж опасался, не разразится ли эта «дива» какой-нибудь подходящей к случаю арией. Оттого, наверно, слово «шарлатанство» без конца приходило мне на ум. Вдруг, оборвав себя, как мне показалось, на полуслове, эта экзальтированная примадонна спускается со сцены и… прямиком ко мне! Я было встал перед дамой, но она заставила меня сесть властным прикосновением своей, весьма увесистой руки и очень пристально на меня посмотрела. И хотя такая манера у гипнотизеров в ходу, смотреть на нее в упор показалось мне верхом неприличия, и, чтобы избежать неловкости, я непроизвольно опустил глаза и буквально наткнулся ими на гигантский изумруд… и уже не мог от него оторваться. Гипнотизерша еще что-то говорила, говорила и говорила, но… я уже ничего не понимал, не видел и не слышал… и только прекрасный изумруд долго еще кружился в моем сознании… или подсознании, уж и не знаю. Почему она подошла именно ко мне? Возможно, почувствовала мою впечатлительность или мой скептицизм, а может просто я был ближе других вот и решила начать с меня.

Не буду отягощать свой рассказ ненужными подробностями того, чем закончился этот сеанс. Скажу о главном. Я пришел в страшное смятение и едва в состоянии был скрыть это, потому что после сеанса вспомнил много такого, что меня в буквальном смысле потрясло. Я вам клялся, что никогда раньше не видел этого «Нельсона», с которым боролся во сне. Так вот, я его видел! Причем видел дважды!

Холмс легким движением руки развеял дым от трубки и едва заметно усмехнулся, учитель же напротив сделался мрачен и напряжен, как будто те страшные воспоминания надвинулись на него грозя новой бедой:

— В тот день, заходя в книжный магазин на Харлей-стрит, я разглядел в большом зеркале против двери красавца, который шел следом за мной. Небольшой рост, мальчишеская грация и черная повязка на глазу делали его похожим на Трафальгарского героя. Я прошел в дверь, ожидая, что «Нельсон» этот пройдет следом, и приостановился, желая лучше его рассмотреть, но он только заглянул в магазин и прошел мимо. Купив все нужное и выйдя из магазина, я свернул на Девоншир-стрит, когда на бешеной скорости мне навстречу выкатил кеб. Вы знаете, как носятся по Лондону эти сумасшедшие. Тут кто-то и произнес над самым моим ухом: «Весьма сожалею, месье», — и толкнул меня под самые копыта… Я мгновенно потерял равновесие, ноги мои подогнулись, но упал я не сразу, а в каком-то сумасшедшем кульбите пролетел мостовую и достиг противоположной бровки тротуара, когда лошадиные подковы были уже в двух дюймах от моего лица. Не знаю, что меня спасло? То ли кебмен успел уже как-то отреагировать, то ли умная лошадка сама исхитрилась меня не задеть, а то ли сказались уроки верховой езды, важным элементом которых является отработка падений. Но в тот роковой миг память зафиксировала множество не относящихся к делу подробностей. Сначала я увидел дорогие коричневой кожи сапожки, потом серый с иголочки костюм, дорогую шляпу, а потом уж и всего господина в перспективе Девоншир-стрит. Он оглянулся только раз, но я хорошо его разглядел и подивился красоте и изяществу этого одноглазого щеголя, который пристально на меня посмотрел своим единственным глазом и… улыбнулся… А меня, как молния, пронзила мысль — это мой убийца. Ведь в тот момент я не знал, джентльмены, что легко отделался. Сознание стремительно гасло, я был уверен, что умираю… И только последний этот миг развернулся предо мною длинной и подробной панорамой. Если бы я захотел, то долго бы мог расписывать ее детали: обод колеса, которое едва меня не раздавило и еще двигалось куда-то в сторону, отполированные подковы на копытах лошади, перевернутые дома, людей, деревья, рыжего кота на сером столбе, тоже перевернутого, множество разнообразных городских звуков и свою собственную руку, которая порхала у меня перед глазами, будто дирижируя этой какофонией… тут я как раз долетел до бровки тротуара, стукнулся об нее, повалился на бок и мои очки — драгоценные мои глаза — от меня упрыгали. Все разом превратилось в цветной туман.