Эмиль Коста - Хорошо в деревне летом

– Худой, – покачала головой Кузьминична. – Ремонт надо, денег много уйдет…

– Кому надо, раскошелится, – отозвался Петр и залпом допил чай.

Соседка на секунду вытаращила глаза, а после как ни в чем не бывало спросила:

– А ты продавать-то за сколько думаешь?

– Тысяч за двести, не меньше.

– Да ты в уме?! Кто ж за столько купит? Развалюха-то, да на отшибе.

– Зато море рядом, городским другого и не надо.

– Это точно, – кивнул Иван Ильич.

– К лету еще приеду, – продолжил Петр, – подмажу-подкрашу – и с руками оторвут.

Кузьминична отставила чашку.

– Ну, тебе там, конечно, виднее. Совсем у городских мозги поотсыхали – такие деньги на старье выбрасывать.

– Дом не старее твоего, между прочим.

– Сравнил! Мы с Кешей – хозяева, а Васька-покойник только малевать был горазд. Одинокий мужик – это вообще что такое? Совсем хату запустил вон.

– Так сосватала бы, пока жив был, – Петр глянул исподлобья, – теперь-то чего?

Кузьминична была заметно смущена. Даже перекрестилась.

– Что теперь судачить… Да и не мое дело.

На кухне снова повисла тишина. Петр тарабанил пальцами по столу, разглядывая заснеженный огород за окном. Иван Ильич тоже нервничал: в присутствии соседки разговор то и дело уходил в ненужную сторону.

– А ведь у Василия-то завтра – девять дней! – вспомнила вдруг она.

– Разве? – поднял брови Петр.

– Ну а когда? Девятнадцатого утром погиб, завтра аккурат девять дней. Что, Петь, останешься? Помянуть-то надо. Мы поможем.

– Поможем, – поддакнул Иван Ильич, обрадованный переменой темы.

Петр качнул головой.

– Не могу. Дома дел по горло, с картинами этими еще разобраться надо. Я только на сегодня. И то поторопиться надо: метель обещали, не хочу в дороге застрять.

Кузьминична завязала кулек с остатками пряников, убрала в карман и с усилием поднялась.

– Без поминок брата оставлять – где такое видано? – пробормотала она под нос. – Мертвому ж покоя не будет! Ну, прощай, Петь. Счастливо, Вань.

Хлопнула дверь. Иван Ильич перевел взгляд на хозяина.

– Давай помогу, что ли. Вдвоем быстрее управимся.

Менее чем через час картины были готовы к отправке. Петр собрал их все, даже небольшие эскизы уложил в папку и забросил на переднее сиденье. Остальные полотна – на подрамниках или в рулонах – отправились на заднее сиденье и в багажник. Закрыв машину, Петр утер пот со лба:

– Галерейщик сказал, по морозу осторожно везти… Ну, за несколько часов ничего им не сделается.

– Печку посильнее врубишь – и нормально, – согласился Иван Ильич. – Кот Васин, жаль, так и не объявился. Ты не выпускал его?

– Не выпускал. Если тайком сквозанул, мог не заметить. Может, все-таки к себе заберешь?

– Тетка против. Я бы взял… Ладно, поищу потом, – Иван Ильич взглянул на небо, затянутое тучами. – Статью про Василия читал?

– Не читал. Людмила что-то говорила, сам не видел.

– Дурнину написали какую-то. Жил мол тут среди пьяниц… наврали, в общем.

– Так уж наврали?

Тон собеседника изменился, а в голосе зазвучала неприязнь. Иван Ильич даже вздрогнул мысленно: неужели Петр и его таким считает?

– А насчет полушубка еще хотел спросить…

– Чего насчет полушубка?

– Да вот… странно же это все. Как он на базе-то оказался, в километре от реки?

– Ну, подкинули, надо думать.

– Кто?!

– Да черт вас знает! Какой-нибудь дурак пьяный приперся на реку, увидал чужую вещь да спер. А потом испугался. И подбросил бандитам городским – чтоб на них подумали.

– А ты на них не думаешь? Между прочим, Василий все праздники на эту базу ходил. Каждый день! Жену хозяйскую рисовал – и даже мне ни полслова об этом…

– Васька вообще был не из болтливых, – Он уже глядел зло, с открытой неприязнью. – И как только с тобой сошелся, не пойму. Собутыльник, видать, очень нужен был…

Иван Ильич снова вздрогнул – на этот раз по-настоящему. Рука сама нащупала в кармане запасные ключи от дома.

– Держи… хозяин.

Метель налетела на деревню сразу после заката. Ветер выл полночи. Он будто играл со снегом: наметал высоченные сугробы только затем, чтобы сразу же раскидать их начисто. Волны колотились об берег, словно кто-то стучал в громадный гонг. Шавки засели по конурам и хором подпевали ветру, скрывая инстинктивный ужас перед стихией.

А наутро ничего так, солнышко выглянуло. Зое Ивановне не пришлось напоминать о девяти днях: сама велела племяннику позвать соседей на небольшие посиделки.