Павел Девяшин - На златом крыльце сидели

Приблизившись к рабочему столу, Антон Никодимович взглянул на протягиваемый документ. Безликий канцелярский почерк складывался в чудовищное послание:

« Моё намерение неподвижно и освящено покойным моим благодетелем и государем. Твоего предложения прибыть скорее в Петербург я не могу принять и предваряю тебя, что удалюсь ещё дальше, если всё не устроится в согласность воле покойного нашего государя ».

Подпись отсутствовала, но она и не требовалась. Строчки могли принадлежать только…

– Константин Павлович отрёкся?!

– Точно так-с, голуба. Как видите, мне состряпали точный списочек. Отсель простирается настоящая Россия! Генерал-губернатор более не в зените. Потому и настаиваю на его допросе.

Капля холодного пота скользнула по спине, трясущаяся рука выудила из нагрудного кармана платок, лоб пошёл испариной. Не от перспективы конфликта с нынешним владыкой столицы: в конце концов, он всего лишь подозреваемый. Дух захватывали грядущие перемены…

– После занесите бумаги в приёмную, оставлю визу. Так сказать, не в службу, а в дружбу!..

Филарета Милостивого, среда, вечер

После заката метель стихла, фонари выхватывали из темноты голубоватые сугробы, парковые скамьи нахлобучили пушистые шапки, легкий ветерок просеивал с ветвей ледяную муку. По занесенным тропкам фланировала чистая публика, бородатые извозчики – единственные представители народа в этой части Петербурга. Куда ни ткни – всюду дома превосходительств и сиятельств, таблички на чугунных оградах бахвалились именами купцов и государственных деятелей.

Держась освещенного пространства, по дорожке брели двое: коренастый господин при изящных усиках и лаковой трости и длинный, точно кавалергардская пика, обладатель клетчатого макинтоша с пелериной. Второй неутомимо месил снег, торя стежку для первого.

– Отличный вечерок, не так ли, Захаров? – промурлыкал толстяк, напоминающий шерстяной клубок, пальто обтягивало грузное тело, пуговицы трещали при каждом шаге, норовили отлететь. – Хорошо, не стали брать ваньку, легкий променад способствует работе мозга. Нам предстоят великие дела!

– Безусловно, – вздохнул сухопарый и с укоризной поглядел на товарища. – Поликарпов, вам не приходило в голову обновить гардероб?

– Что за вздор, mon ami?! 13 13 Мой друг (фр.) Этот мне сшили на заказ всего год назад! Между прочим, труд великолепного еврейского портного… Благо, он не слышит! Вам стоит поучиться деликатности.

Спутник коротышки проявил деликатность глубокомысленным молчанием, глаза закатились под лоб.

– Можно сказать, пришли, – буркнул он, рука, покрасневшая от мороза, ткнула в имение сенатора. – Вы так ничего и не объяснили. Поде́литесь соображениями? Или мне вновь корчить из себя болвана?

– Вам следует носить рукавицы, старина, – поежился сыщик. – Что касается дела, мы обладаем равным количеством информации. Право, зачем Господь дал человеку разум? Не отвечайте, вопрос риторический. И сотрите кислую мину, сейчас я все разжую.

– Очень на это надеюсь.

– В сущности, картина преступления известна. Двинов убит кем-то из ближайшего окружения. Кухарка, выступившая в качестве сообщницы, последовала за хозяином, отстав на полдня. Нужно выяснить, кто это сделал, только и всего… Пара допросов, глядишь, ниточка и потянется.

Захаров не удержался:

– И правда! Камень с души…

– Видите, ничего сложного, – в очах следователя полыхнул лукавый огонек.

– Надо полагать, убийца – лицо, которое подбрасывало тайному советнику крыс, – невесело усмехнулся Марк Вениаминович.

– Та, в супе, была не единственной?!

– Разве я об этом не упоминал?

Поликарпов замер точно вкопанный, по лицу побежала тень, губы зашлепали в беззвучном диалоге с самим собой. Наконец он произнес:

– Конечно! Вы правы, mon ami! 14 14 Мой друг (фр.) Как всегда, брякнули глупость и попали точно в цель…

– Рад стараться, Антон Никодимович. Но… зачем негодяю так поступать?

– Для устрашения жертвы и причинения ей морального вреда.

В голосе доктора прозвучал мягкий упрек:

– Вечно вы, юристы, шпарите сухими терминами. Речь идет о страданиях души!..

– Подобные сентенции не приличны слуге медицины! Вот и крыльцо. Будьте любезны, друг мой, дерните колокольчик. Становится зябко.

Пальцы цвета вареных раков обхватили заиндевелый шнурок, из глубины помещения донесся звон, резная створка хрустнула свежей наледью.