Рекс Стаут - Игра в пятнашки

Я прислонился к косяку, устраиваясь поудобнее.

– Он был настолько туп, что рассчитывал, будто я стану с ним разговаривать. Естественно, я приказал ему убираться вон. Он настаивал, что я должен ответить на его вопросы. Когда же я вновь отказал ему и повернулся, чтобы уйти, он преградил мне путь, продемонстрировал ордер на мой арест как важного свидетеля по делу об убийстве и положил мне на плечо руку. – Внезапно голос Вулфа стал тише и заметно холоднее. – Я никому не позволю прикасаться ко мне, джентльмены. Мне не нравится, когда ко мне прикасаются, особенно столь недостойные личности, как мистер Роуклифф. Я такого не потерплю! Я велел ему сообщить, какими полномочиями наделяет его ордер, как можно короче и не прикасаясь ко мне. Не я один столь чувствителен к враждебным прикосновениям, это характерно для всех живых существ. Данную деталь я упоминаю только в качестве одной из причин, заставивших меня отказаться от разговора с мистером Роуклиффом. На основании ордера он арестовал меня, вывел из моего дома и в полицейской машине-развалюхе с упрямым и припадочным водителем привез в это здание.

Я закусил губу. Хотя тот факт, что Вулфа тоже сцапали и пасовали от одной инстанции к другой, был не лишен очарования, ответственность за это отчасти лежала на мне, и это сводило все веселье на нет. Поэтому я и не веселился. Я слушал.

– Я снисходительно полагал, что за бешеным рвением мистера Роуклиффа стоит некое крупное недоразумение, быть может даже простительное. Однако от вас, мистер Боуэн, я узнал, что причина кроется всего лишь в безумном припадке дурости. Обвинять мистера Гудвина в том, что он будто бы выдавал себя за полицейского, – это недомыслие. Мне не известно, что он говорил или делал, но в этом и нет необходимости. Я знаю мистера Гудвина. Он просто не способен на подобное слабоумие. Обвинять его в предоставлении ложной информации от моего имени, может, и не совсем недомыслие, но все же наивность. Вы подозреваете, будто меня нанял кто-то, оказавшийся причастным – невольно или умышленно – к убийству мисс Идз и миссис Фомос. По вашему мнению, я утаиваю сей факт и это я послал сегодня в то место мистера Гудвина, который, отрицая мое участие в деле, тем самым лжет.

– Будь я проклят, если нет! – снова подал голос Роуклифф.

– Мы, кажется, договорились, – резко отозвался Вулф, – что меня не будут прерывать. Итак, я утверждаю: подобное обвинение наивно. Если мистер Гудвин лжет по моему указанию, неужели я, по-вашему, не обдумал всех последствий? Не предусмотрел, что мои действия пресекут таким вот дурацким образом, надев на него наручники – мистер Роуклифф козырял этим – или доставив меня сюда опасным полицейским транспортом? Вы подозреваете, будто у меня есть клиент, будто мне известно нечто, чего вы не знаете, но хотели бы узнать, и уверены, будто можете добиться от меня признаний угрозами. Не можете, поскольку мне известно не больше вашего. Но вы правы, полагая, что у меня есть клиент. Это я признаю́. Есть.

Роуклифф издал вопль торжества, эдакое подобие победного клича. А я подумал: нате вам, старый плут все-таки разжился клиентом!

– Еще этим утром и даже час назад у меня не было клиента, но теперь он есть. Злобные выходки мистера Роуклиффа, поощряемые вами, джентльмены, заставляют меня бросить вам вызов. Когда мистер Гудвин утверждал, что я непричастен к данному делу и он действует исключительно из своего личного интереса, он говорил правду. Как вам, может быть, известно, он небезразличен к тем свойствам молодых женщин, которые главным образом и побуждают нашу расу к рыцарственной борьбе против всяческих ничтожеств. Особенно он уязвим перед очарованием тех девушек, которые вдобавок ко всему будят в нем дух галантности и авантюризма, а также тягу к колоритному и страстному. Именно такой и была Присцилла Идз. Вчера она провела некоторое время с мистером Гудвином. Он запер ее в спальне моего дома. Изгнанная им по моему приказу, она была жестоко убита спустя три часа. Не скажу, будто это повредило его рассудок, но потрясло до основания. Заявив мне, что собирается в одиночку искать убийцу, и вооружившись, он выскочил из моего дома словно одержимый. Это было наивно, но в то же время трогательно, благородно и достойно восхищения. Именно поэтому ваше грубое и неучтивое обращение с ним не оставляет мне выбора. Я к его услугам. Он мой клиент.

Роуклифф недоверчиво переспросил:

– Вы хотите сказать, ваш клиент – Арчи Гудвин ?!