Владимир Шеин - Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества

— Почему?

— Потому что закон всегда кого-либо ущемляет: либо большинство, против которого, он принят, либо меньшинство, когда он по каким-то причинам действует против них. Закон создают люди и только люди, и всегда в своих интересах. Один Семёнов пытался служить только закону, но и он его нарушил, хотя не из-за того, что болел за справедливость, а из-за того, что закон позволяет обойти самого себя.

— Причём тут вся эта философия? Как она относится к нашему делу?

— Очень даже относиться. Ответь: кого убил Фёдоров-младший?

— Костомарова.

— А он такой?

— Наркодилер.

— То есть убийца, жестокий, целеустремлённый. Он — человек, на руках которого крови больше, чем у некоторых маньяков. Почему он оставался на свободе? — задал я вопрос и тут же ответил на него. — А потому что он умён, и у него были хорошие покровители. Это по закону?

— Конечно, нет.

— С моей точки зрения, справедливо, что он мёртв и жизнь его была прервана преждевременно.

— Но это незаконно!!! — повысил голос Самсонов.

— Ага. По твоему закону, Фёдоров получил бы «хороший» срок. Понятно, что, совершая убийство, он не думал о благополучии других людей. По сути, Степан, не смотря на его «мелкий» мотив, личную причину для того, чтобы воткнуть нож в человека, купающегося в крови и людских несчастьях, он — орудие. — спокойно ответил я. — Это справедливо. И я пальцем о палец не ударю, чтобы он оказался в тюрьме.

— То есть ты уничтожил доказательства?

— Нет, и не собираюсь делать это.

— Почему?

— Излишне. Уверен, на следующий день после того, как районный судья вернёт дело прокурору, гражданин Фёдоров покинет территорию нашей страны, уедет в «Старушку Англию». У него двойное гражданство, его никогда не выдадут России, учитывая тот факт, что ранее он уже был на пороге оправдания. Следаки, если у них хватит ума, установят все те обстоятельства, которые смогли установить мы, но останутся «с носом». Дело будет приостановлено.

— Но ты можешь уничтожить все доказательства: костюм, фотографии Шкловой, чеки из кафе, переговорить с Селемякиной и Турчиновым… — начал Фёдор Петрович.

— Нет. — прервал я его. — Я за такую справедливость, для которой нет необходимости создавать условия. Она сама взвешивает и оценивает. Моё мнение — Степан виноват, но осудить его нельзя. Значит, — я внимательно посмотрел на Самсонова, — и любые доказательства его виновности роли не играют.

— В голове у тебя каша. — вздохнул Самсонов, сделал глоток коньяка, и после минутного раздумья продолжил. — Значит, всё?

— Для меня — да. Надеюсь, ты не побежишь к своим бывшим коллегам? — задал я вопрос, но интонация моя была утвердительной.

— Не пойду. Хотя мне это не нравится. Всё, точка. — Самсонов хлопнул ладонью по столешнице. — Расскажи лучше, как ты решил вопрос с Лёнечкой?

— О, это оказалось очень просто. Незадолго до последнего судебного заседания я встретился с ним и рекомендовал поставить на Плотникова.

— На Владимира Владимировича? Почему? Вы же оба победили?

— Ты не ориентируешься в нюансах тотализатора. Они оценивают не только процессуальное решение, но и сам его ход. Если бы я добился оправдательного приговора, я бы стал победителем. В нашей ситуации Плотников «обхитрил» и меня, и суд, и прокурора. Лёнечка, кстати, это подтвердил, сегодня утром сообщив о размере своего выигрыша. Его акции взлетели до небес — он подтвердил статус самой информированной фигуры.

— А Виктория? — Самсонов неодобрительно посмотрел на меня. — ты же не будешь требовать исполнения пари?

— Буду. Всё должно состояться послезавтра в 10 часов. Я даже договорился с директором музея и выкупил 400 билетов, которые отдал Лёнечке с просьбой распространить. Он наварится на этом, конечно.

— Зачем? Это же не по-мужски? Почему ты обижаешь её?

— Потому что Виктория не понимает, что я не желаю переходить тонкую грань между нашей дружбой и её влюблённостью. Убеждения, разговоры результата не дают. А так — в её глазах я останусь подонком, который унизил её. Надеюсь, это заставит её свернуть с дороги любви.

— На дорогу ненависти?

— Это уж, как повезёт. — я усмехнулся.

— А что ты будешь делать с Фирсовым? Ведь это он заварил всю кашу?

— Ничего. Он сделал это с одной целью — иметь возможность шантажировать других клиентов Костомарова, в том числе и своих начальников. Сейчас у этого паука вырвали жало, всё равно будет установлено, кто бывал в квартире убиенного. Уверен, недолго ему работать. — я начал вставать. — Слушай, Петрович, я уже пьян, пора и домой.