Владимир Шеин - Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества

— Элементарно, Ватсон, — рассмеялся я, — он же в Англии прожил практически всю сознательную жизнь. Для него мусор — это мусор. Для большинства нашего населения это способ одеться, обуться, а то и накормиться себя. Степану просто в голову не пришло, что кто-то будет отсортировывать то, что он выбросил.

— Какая разница, одежда постирана, следы крови смыты.

— Эх, Фёдор Петрович, не всё так просто. Даже пять-шесть хороших чисток и стирок оставляют следы крови, хоть и невидные, но достаточные для получения результата при проведении экспертизы.

— Почему, хотя эта мысль мне не нравиться, ты исключил из подозреваемых Зелянину? Сам же говорил, что девчонку видел Турчинов, кровь у неё на руках имелась. Мотив у неё тоже не слабый.

— Если бы я защищал Фёдорова дальше, она превратилась бы в альтернативу, но всё, что я перечислил ранее, указывает на то, что убийца- Фёдоров.

— Значит, у тебя есть доказательства, которые могут вернуть Фёдорова-младшего обратно на скамью подсудимых.

— Да.

— Он убил Костомарова?

— Думаю, да. Зелянина — левша. Нож в Костомарова воткнул правша, к числу которых относится Степан. Зелянина ростом 157 см, то есть ниже убиенного. По экспертизе, убийца был выше ростом. Она не подпадает по своим биологическим данным. Фёдоров-младший, очень даже.

— И это всё, на чём ты построил свои умозаключения.

— Нет. Мой клиент сам косвенно подтвердил это в нашей беседе. — и я пересказал ему наш разговор со Степаном, когда он проговорился про отсутствующее кресло и перевёрнутый стул. — У Фёдорова-младшего было всё: мотив, возможность.

— Как это произошло?

— Точно мы этого уже не узнаем. Думаю, Степан не выдержал и в тот день поехал договариваться с Костомаровым по поводу кортика. Видимо, разговор не получился, он вспылил и…. Алиби у него получилось неумышленно, уверен, он его не создавал.

— Возможно, — Фёдор Петрович сделал небольшой глоток коньяка и внимательно посмотрел на меня, — что ты будешь с этим делать?

— Ничего.

— Как ничего? — взорвался он. — То есть сначала мы делали всё, чтобы доказать невиновность, по нашему мнению, действительно невиновного человека. И сделали это! Теперь же, когда знаем, что он виновен, но находится на свободе и ушёл от ответственности, мы ничего делать не будем?

— Да. — спокойно ответил я.

— Интересно, почему?

— Потому что я не служу суррогату.

— Кому? Ты пьян?! — взорвался Самсонов. — Я хочу получить чёткий ответ.

— Суррогату. — повторил я. — Ты обращал внимание, что перед многими зданиями судов стоят статуи греческой богини Фемиды и большинство наших юристов считают, что служат ей. Это богиня справедливости.

— Ну и что?

— Как она изображена?

— Как-как, сам же знаешь. Женщина с повязкой на глазах, в одной руке весы, в другой меч.

— Очень точно, только это не Фемида?

— А кто же?

— Ладно, — вздохнул я, вновь набил трубку, закурил и продолжил, — давай окунёмся в мифологию, сначала греческую. Согласно мифам, атрибутами Фемиды являлись: весы и рог изобилия. Весы — древний символ меры и справедливости. На весах правосудия взвешиваются добро и зло, поступки, совершённые смертными при жизни. Посмертная судьба людей зависела от того, какая чаша перевесит. Рог изобилия в руке Фемиды — символ воздаяния или не воздаяния представшему перед её судом.

— Где же меч?

— У Фемиды его не было. Не входило в её функции карать.

— Кого же изображают статуи?

— Древнеримскую богиню Юстицию. Она соответствовала древнегреческой Фемиде, но все-таки была несколько иной. Именно ее изображали с мечом, а уж позднее с оголенной грудью, а главное с повязкой на глазах. Повязка — беспристрастность, а меч — карающая рука закона. Заметил разницу?

— То есть одна следила за справедливостью, а вторая за соблюдением закона?

— Точно. Именно поэтому в помощь Юстиции древние римляне придумали ей подружку — Эквитас, которая и являлась богиней справедливости. Наша же правовая система служит суррогату: когда удобно ссылается на требования закона и только закона, а когда закон не позволяет добиться своей цели — на справедливость. Яркий пример — судья Сергеев и прокурор Мамонтов, оба прекрасно видели, что доказательства не позволяют осудить Степана по закону, но это не помешало отправить его в тюрьму, так как система позволила руководствоваться принципом справедливости (их пониманию справедливости). Справедливость и закон никогда тождественными не будут.