Шарлотта Брандиш - Леди из Фроингема [publisher - SelfPub]

Признание это, не лишённое поэтического восхваления всего сверхъестественного, произвело неизгладимое впечатление на чуткую миссис Вайсли. Кухарка, воспользовавшись переполохом, отправилась наверх, чтобы улечься в постель, предварительно утолив жажду полупинтой эля и бокалом бренди, оставшимися после приготовления праздничного пунша и предусмотрительно спрятанных ею в судомойне, между коробками с эпсомской солью и графитовой стружкой для чистки чугунной плиты.

В доме тем временем царила полная неразбериха. Мрачный Оскар Финч и встревоженные Седрик и Присцилла находились в холле, совещаясь, как сообщить Виктории трагическую весть. На беднягу поверенного никто не обращал внимания, и он, то и дело утирая потный лоб, сидел в одиночестве в гостиной, куда его провела растерянная горничная.

Бернадетта, узнав о случившемся, тут же принялась истово молиться, и слова католической молитвы, произносимые ею звонким шёпотом, оказывали на присутствующих самое тягостное впечатление.

Близнецы и баронесса фон Мюффлинг, спустившиеся к завтраку, обнаружили столовую безлюдной. Буфетная стойка была пуста, на столе отсутствовали приборы. Переглянувшись, они медленно прошли через гостиную, где, ссутулившись, сидел в обнимку со своим портфелем мистер Броттиген, и вышли в холл как раз в тот момент, когда Финч в рубашке с закатанными рукавами и Хигнетт, весь красный от натуги, вносили тело Джорджа Понглтона.

– Мне кажется, он ещё жив. Пульс прощупывается!

Как только Финч произнёс это, из уст Джорджа послышался невнятный стон. Распростёртое на мраморном полу, его грузное тело выгнулось, на губах появилась пена.

Финч бросился на колени рядом с ним и схватил его за запястье, пытаясь нащупать пульс, но тот с неожиданной для умирающего силой вырвал руку и, разжав ладонь, попытался метнуть подальше от себя какой-то мелкий и блестящий предмет. Губы его искривились, он силился что-то произнести, но время Джорджа Понглтона истекло – спустя несколько секунд всё было кончено. Его глаза закатились, руки бессильно опали, и лишь правая нога ещё продолжала конвульсивно подёргиваться.

Именно эту картину застала Виктория, которая, стиснув у горла воротник халата, застыла на последней ступени лестницы. Округлившимися глазами она смотрела на тело Джорджа, и в наступившей тишине дробный стук его ботинка, отбивающего по мрамору своеобразную, не поддающуюся расшифровке морзянку, казался особенно ужасающим.

Пока звонили в полицию и провожали оцепеневшую Викторию в её комнату, пока спорили о том, можно ли переносить тело Джорджа и нужно ли накрывать его простыней, Финч поднял с пола то, что умирающий отшвырнул, повертел в руках, хмыкнул и опустил в карман. Заметив, что Оливия смотрит на него, он снизошёл до объяснения:

– Полагаю, инспектору будет любопытно на это взглянуть. Передам улику лично ему в руки, как только он прибудет в Мэдли, уж не сомневайтесь.

Кивнув, Оливия проследила за ним взглядом и прошептала Филиппу и мисс Прайс: «Мне непременно нужно проникнуть в часовню именно сейчас! Придумайте что-нибудь! Что угодно, лишь бы я смогла выскользнуть отсюда незамеченной!»

Надо отдать мисс Прайс должное – девушка быстро обрела самообладание и на просьбу Оливии откликнулась незамедлительно, хотя и в свойственной ей театральной манере.

– Боже… Я, кажется, теряю сознание… Перед глазами всё кружится…

Она шаткой походкой приблизилась к перилам лестницы, но не успела обрести опору, как осела на руки подоспевшего вовремя Оскара Финча. Вместе с Филиппом они препроводили ослабевшую баронессу в гостиную, где продолжал томиться неизвестностью мистер Броттиген, ни о чём не мечтающий так сильно, как о скорейшем отправлении своих обязанностей и отъезде из Мэдлингтона.

Воспользовавшись суматохой, Оливия проскользнула мимо Седрика с Присциллой и дворецкого, уловив отголоски их спора («…не дело это, если мистер Понглтон так и будет лежать на холодном полу…», «…но послушайте же, Хигнетт, мы не можем трогать его до приезда полиции…»), и никем не замеченная, вышла из дома.

Утро выдалось туманным, что предвещало знойный день, и, когда Оливия подбежала к часовне со стороны леса, всё лицо её было покрыто мелкими капельками влаги, а рукава просторной лёгкой блузы прилипли к коже. Отбросив за спину волосы, заплетённые в косу, она вошла под своды часовни через маленькую дверцу, оказавшуюся открытой, и принюхалась. Сладковато пахло свечным воском – так обычно пахнет в церквях и молельных.