Буало-Нарсежак - Операция Примула. Полное собрание сочинений. Том 7 [Операция Примула, Брат Иуда, В тисках, Проказа]

Она бросила пакет на диван и вышла.

И в течение двух недель, ты понял, Кристоф, — двух недель, — мы встречаемся только за столом. Мы садимся друг против друга. Она болтает без всякого стеснения. Передает мне солонку или нож. Словом, ведет себя так, как раньше. И я же еще оказываюсь виноватым. В ее глазах я тот, кто был другом Плео. И таковым останусь. Ибо существуют взгляды. Они-то и дают мне понять, что я в собственном доме кто-то вроде нежеланного гостя и что меня терпят только из-за молвы, из-за чужого мнения. В последний момент я отклонил предложение Феликса Гайара, который счастлив был бы доверить мне министерство по делам ветеранов войны. Узнав об этом, она слегка пожала плечами.

— Только этого не хватало! — заметила она.

Я мог бы привести множество других деталей, одни тягостней других. Как-то вечером, доведенный до крайности, я сказал ей:

— Тебе не кажется, что нам лучше разойтись?

— Женщина, которая разводится один раз, — ответила она, — просто несчастна. Но женщину, которая разводится второй раз, можно назвать шлюхой.

А теперь возвращаюсь к своей проблеме. Так не может больше продолжаться, ты сам понимаешь. Для меня выхода нет. Исчезновение Плео ничего не решило. Потенциальный преступник, я вынужден жить с преступницей фактической. А само преступление мы безжалостно перекидываем друг на друга, и конца этому не видно. Так может длиться годы. Я этого не выдержу. Я навязал тебе это долгое повествование, чтобы попытаться доказать свою невиновность. Но теперь я сомневаюсь — так ли это? Теперь я спрашиваю себя, не плутовал ли я, не старался ли повлиять на тебя, словно тебе предстояло сделать выбор между той, кто стала твоей матерью, и тем, кто заменил отца. Ибо в конечном счете получается, что если ты сочтешь невиновным меня, то вина, стало быть, ложится на нее. А если ты прощаешь ее, если считаешь, что она не могла действовать иначе, значит, ты осуждаешь меня. Я должен все знать, ибо мне предстоит принять крайне важное решение. Я дошел до такого состояния, когда выход остается только один. Тебе решать, мой дорогой Кристоф. Ты офицер. Ты знаешь, что такое честь. И я полагаюсь на тебя. Не отвечай мне, если сочтешь, что доля моей ответственности слишком велика. Я и так все пойму. Но как бы ты ни решил, я благодарен тебе и обнимаю от всего сердца.

Не забудь уничтожить это послание.

Марк.

Разумеется, я все рассчитал заранее. Ведь я привык рассчитывать. Время, которое потребуется, чтобы этот пакет дошел до тебя… время, пока придет ответ… если таковой будет!.. Даю себе сроку дней двенадцать. Думаю, до тех пор смогу продержаться.

Кристоф собрал листки, разбросанные вокруг.

— До чего же у них все сложно, что у одного, что у другой, — прошептал он.

Он взял пакет и бросил его в очаг. Комната, где он находился, была почти разрушена. Деревню бомбили, и батальону приходилось ютиться в руинах. Он закурил сигарету, потом поджег краешек пачки листков. Сильный ветер с гор, задувавший в щели не затворявшейся плотно двери, помог разгореться пламени, над которым взлетали клочки почерневшей бумаги. И вскоре не осталось ничего, кроме кучки пепла, которую Кристоф разбросал ногой.

«Ну что ему сказать, — думал он. — По части писания я не силен. Ему следовало бы это знать». Открыв походную сумку, он достал оттуда блокнот и шариковую ручку. «Хорошо еще, что у меня есть стол и ящик. Где ему понять». Он долго раздумывал, прежде чем написал первую строчку:

Старина Марк…

Как бы это выразиться получше? Ну почему не сказать прямо: «Это я убил Плео». Нет, тогда он, пожалуй, подумает, что я хочу выгородить Арманду. Придется, видно, написать поподробнее. Как будто у меня есть время!

Он начал так:

Арманда все рассказала мне за два дня до моего отъезда. Вот как я узнал… Она ревновала, чего там. И наняла детектива. Нормально. Благодаря ему она обнаружила Плео. Потом сама стала следить за тобой. Так она узнала, где он живет. Видишь, как все просто! Она с ума сходила от злости, от унижения. Сам знаешь! А ты — я прекрасно видел, как ты мучаешься. И не сомневался, что вы наделаете глупостей…

От своего окурка он прикурил другую сигарету и задумался.

«Если я скажу ему, что люблю их обоих, вид у меня будет дурацкий! Хотя это сущая правда. Я обязан им всем. И если убил Плео, то потому, что хотел вернуть им покой. Какая разница — одним больше, одним меньше! А найти в Париже оружие — это всякий может. Марку следовало бы поговорить на эту тему со своим коллегой из министерства внутренних дел. Слишком уж много оружия в обращении. Дело кончится плохо! Ладно. Надо писать дальше».