— Не знаю, — ответил я. — Надо подумать. Даже если бы мне точно об этом сказали, я бы так сразу не решился. Это тяжкое бремя.
Обедали мы, если ты помнишь, у Фуке. Тебе доставляло удовольствие близкое соседство кинозвезд и продюсеров, которых Арманда представляла тебе, когда они подходили поздороваться с нами. Я пытался переменить разговор, но ты продолжал настаивать:
— Если ты станешь министром, мой полковник просто взбесится. Он консервативен до ужаса.
Тут вмешалась Арманда:
— Марк непременно станет министром. Он обязан это сделать, хотя бы ради нас.
Слова ее вполне могли сойти за безобидную реплику, сказанную без всякого умысла. Она сидела справа от тебя, и ты видел ее только в профиль. А я сидел напротив и видел ее глаза. Она бросила на меня такой настойчивый, такой пронзительный взгляд, что я тотчас понял намек и не стал продолжать разговор. Но в течение всего обеда я размышлял. Итак, ради нее я обязан стать министром. Разве это не походило на сделку? «Ты — мне, я — тебе. Ты выдвигаешься на первый план и о прошлом — ни слова. Но берегись. На твоем пути к власти стоит Плео. Следовательно…»
А может быть, я не прав, включив это «следовательно» в наш спор. Ах! Я обдумывал это слово со всех сторон. Оно означало: «Следовательно, необходимо избавить нас от него. Сейчас он еще опаснее, чем раньше. С такими типами, как он, войне конца не будет!» Я ошибался? Нет. Немного позже, наверное на следующий день или дня через два, мы зашли в лифт напротив нашей двери. Казалось бы, мелочь, но и она имеет свое значение. Ты забыл свои сигареты.
— Подождите меня, я сейчас.
— Возьми мои, — сказал я.
Но ты уже ушел. Мы с Армандой стояли лицом к лицу в тесной кабине. Молчание становилось невыносимым. Ты вот-вот должен был вернуться. Мы слышали твои шаги в прихожей. Времени на разговор не оставалось, но оба мы чувствовали, что что-то сказать все-таки надо, так как впервые за долгое время мы оказались в такой непосредственной близости, совсем одни, словно очутились в спальне или ванной комнате. Она решилась первой и, пока ты, стоя спиной к нам, запирал дверь на ключ, тихонько сказала:
— Надеюсь, ты сделаешь все необходимое, или это придется сделать мне.
— Арманда…
— Молчи.
Ты вошел в лифт и отдал мне ключи.
И это все. Мы поехали в Лидо, ты разглядывал в бинокль танцовщиц, а я тем временем обдумывал фразу Арманды, словно речь шла о какой-нибудь дипломатической депеше. Все необходимое? На деле это означало смерть Плео. А в переводе звучало так: «Надеюсь, ты убьешь Плео, иначе это придется сделать мне!» И, размышляя над этим, я пришел к следующему неоспоримому выводу. Требование Арманды было вполне законно. Я не скажу, что это она меня создала. Но она во многом способствовала моему политическому успеху, и теперь я уже не имел права останавливаться на полпути. Теперь главное — успех. Я буду самым презренным существом, если отступлю перед актом элементарного правосудия. Она была не из числа тех женщин, что терзаются бесполезными угрызениями совести. Вперед, прямо к цели! Плео всегда был лишним.
Ах! Какие это были скверные дни! Мысленно я вел трибунал, которого удалось избегнуть Плео. Причем я сам был ему и судьей, и обвинителем, и защитником. Я собирал обличающие его факты и не мог противопоставить им ничего, кроме наших с Армандой интересов. Приходилось прибегать к уловкам: Плео, дескать, не заслужил отсрочки наказания, которой воспользовался в свое время, и так далее — все в таком же духе. Избавлю тебя от перечисления тех упреков, которые я выдвигал против него. И по странному совпадению он, словно угадав или почувствовав переживаемый мною кризис, написал мне. Да! Я получил от него коротенькую записку, составленную именно так, как я рекомендовал ему, то есть очень осторожно. Ни подписи, ни адреса. Буквально несколько горестных строк.
«Я в отчаянии. Клянусь, я сделал это не нарочно. Знаю, что вы на меня очень сердитесь. Но что мне теперь делать? Я боюсь вновь поддаться искушению и вернуться к своим скверным привычкам, а главное — боюсь наговорить лишнего. Когда я выпью, я болтаю невесть что. Если бы вы смогли провести со мной несколько дней — проводить до Бордо и сесть вместе со мной на пароход, — в таком случае, мне кажется, я бы сумел продержаться до конца. Ну, а потом? Потом я мог бы постепенно уничтожить себя. Это уже не имеет никакого значения. Но я прошу у вас невозможного. Поэтому…»
Далее несколько слов были густо замазаны чернилами, и мне не удалось их прочесть. Как быть?.. Что он там замышляет?
Читать дальше