Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник - 26, 27]

Барон немного выждал и очень тихо сказал:

— Вы, мистер Грант, говорите с убежденностью. Почему вы так уверенно утверждаете, что это был плохой человек?

Грант очень сильно побледнел, но ответил без колебаний:

— Я знаю об этом из первых рук. Он был шантажистом. Он шантажировал меня. Аллейн об этом знает, и Софи тоже. И если меня, почему не остальных?

— Почему нет? — повторил Ван дер Вегель. — Почему нет, в самом деле! — Он ударил себя в грудь, и Софи удивилась, что этот жест не показался ей смешным. — Меня тоже, — признался барон. — Меня, который говорит с вами. Меня тоже. — Он помолчал секунду. — Какое для меня огромное облегчение это сказать. Огромное облегчение. Думаю, я об этом не пожалею.

— Что ж, — заметил Грант, — нам повезло, что у нас есть алиби. Полагаю, многие назвали бы нас дураками.

— Иногда дураком быть уместно. В прежние времена верили, что в бессвязном бормотании дураков слышится подлинная божья правда, — провозгласил барон. — Нет. Я не жалею.

Между ними воцарилась тишина, и в нее врывался шум далекой толпы — пронзительные свистки. По улице промчалась полицейская машина с завыванием сирены.

— А теперь, мой дорогой барон, — сказал Грант, — взаимно облегчив до некоторой степени наши души, нам, возможно, стоит, с позволения Софи, обсудить нашу общую ситуацию.

— С огромнейшим удовольствием, — вежливо откликнулся барон.

Аллейн обнаружил перемену в атмосфере великолепного кабинета комиссара и в отношении самого Вальдарно. Не то чтобы тот сделался менее сердечным, скорее более официальным. Внешне он держался очень официально и чрезвычайно вежливо. Но был встревожен и озабочен, и его непрестанно перебивали телефонные звонки. Видимо, страсти на пьяцца Навона накалялись.

Вальдарно дал ясно понять — обнаружение тела Мейлера изменило весь характер дела: хотя он не собирался отстранять Аллейна от участия в расследовании и надеялся, что тот в ходе его найдет для себя нечто интересное, оно всецело будет в руках римского полицейского управления. Которое, добавил он запоздало и неубедительно, напрямую контролируется министром внутренних дел. Вальдарно был очень вежлив. У Аллейна имелось свое понятие о вежливости, и он укрылся за ним, а сам подумал, что между собой они так ни к чему и не пришли.

Вальдарно церемонно поблагодарил Аллейна за то, что он спустился в колодец и был настолько любезен, что сфотографировал тело на месте обнаружения. Он умудрился намекнуть, что в целом в данной процедуре необходимости не было, хотя Аллейн и оказал необычайную любезность.

«Путешественники, — добавил он, — вызваны на 10.30». Беседа начала увядать, но ожила с появлением Бергарми с результатами вскрытия. Виолетту ударили по затылку и задушили руками. Мейлера, вероятно, сначала оглушили, а потом задушили и сбросили в колодец, хотя синяк на челюсти мог появиться в результате удара об ограждение или о стену во время падения. Фрагмент ткани, найденной Аллейном на внутренней стороне верхней перекладины, совпал с черной шерстью его пиджака, и на рукаве имелась соответствующая прореха.

В этот момент Вальдарно с напыщенной педантичностью призвал Бергарми немедленно признать, что теорию о возможном исчезновении Мейлера в колодце выдвинул синьор Аллейн и сказал, что сам он, Вальдарно, тогда же с ней согласился. Оба полицейских уверенно поклонились суперинтенданту.

— Сейчас важнее всего, — продолжал Вальдарно, — установить, действительно ли звук, который слышали эти особы, когда находились в митреуме, был звуком упавшей торцом на пол крышки саркофага, где гипотетически она оставалась, прислоненная к саркофагу, пока прятали тело женщины. Ваше мнение, синьор, так ли это было?

— Да, — подтвердил Аллейн. — Вспомните, когда мы снимали крышку, то произвели много шума. А тогда, минуты за две или больше до шума, мы услышали непонятный звук, который можно было принять за женский голос. Он был сильно искажен эхом и резко оборвался.

— Крик? — уточнил Вальдарно.

— Нет.

— Вообще-то можно предположить, что Виолетта кричала.

— Возможно, нет, если она находилась там против правил, вам не кажется? — заметил Аллейн. — Когда ранее она оскорбляла Мейлера, она не кричала, а шептала. Ее голос показался мне похожим на голос ведьмы — сорванный и не способный больше кричать.

Вальдарно внимательно посмотрел на Бергарми.

— Вы, без сомнения, понимаете, что все это значит?

— Конечно, синьор комиссар, — ответил Бергарми.