Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник - 26, 27]

— Именно. Таков уж порядок. Конечно, я уверен, там не окажется ничьих отпечатков, кроме его и ваших. Но проверить мы обязаны.

— Конечно, конечно.

— Полковник Форрестер, скажите мне, чем вы так взволнованы? Ведь вы взволнованы, я вижу.

— А что, — выкрикнул тот, как бы выпуская наружу подавляемое до сих пор неистовство, — потеря старого доброго, бесценного денщика — это недостаточный повод для волнения?! Вам этого мало, что ли?

— Простите.

— И вы меня простите. — Полковник сразу как-то затих. — Не сердитесь на меня, дорогой мой. Я немного не в себе.

— Хотите, я скажу миссис Форрестер, чтобы она пришла к вам сюда?

— Нет-нет. Не стоит. Никому не надо ничего говорить. Лучше я побуду минутку один. Наедине с собой. Это все, что мне сейчас требуется. Благодарю вас от всей души, Аллейн. Вы очень деликатны.

— В таком случае я вас оставлю.

Однако не успел сыщик это сделать, как дверь отворилась и вошел мистер Берт Смит, еще не бритый, но уже одетый как положено.

— Хилли мне уж доложил про все, — начал он безо всяких предисловий. — И мне оно совсем не по вкусу пришлось. Стало быть, вы его нашли?

— Да.

— Пристукнутым? С размозженной башкой? Так?

— Так точно.

— И в придачу застукали трех ранее осужденных убийц, которые хотели улизнуть вместе с трупом? Так?

— Точно.

— И притом решили, что они тут ни при чем?

— На данном этапе расследования факты не указывают на причастность кого-либо из слуг к убийству.

— Шутите, что ли?

— Вы так полагаете?

Вместо ответа мистер Смит издал носом какой-то презрительный, недовольный звук и подошел к Форрестеру, который все еще сидел, откинувшись на спинку кресла, и чему-то хмурился.

— Рад застать вас тут, полковник. Пора нам всем собраться вместе и потолковать, что ли. Хилли сейчас спустится — только расскажет прекрасные новости своей голубке и прихватит вашу благоверную. Возражений нет? — бросил он Аллейну.

— Бог ты мой, — отозвался следователь. — Какие тут могут быть возражения и по какому бы праву мне их высказывать? Вы вольны устраивать любые собрания и беседы где угодно внутри этого дома, если чувствуете такую необходимость. Мне остается только надеяться, что из них выйдет какой-нибудь толк. Может, вы что-то накопаете? Тогда искренне прошу поставить меня в известность. Полиции это пригодится.

— Честное слово, — кисло крякнул Смит, — вы меня убиваете.

Тут появился Хилари с миссис Форрестер и Крессидой — еще неглиже, как всегда ослепительной, но удрученной. Билл-Тасман и пожилая леди уже успели привести себя в порядок.

Миссис Форрестер внимательно оглядела мужа и села рядом. Тот кивнул — как показалось Аллейну, чтобы рассеять какие-то ее сомнения и предотвратить расспросы. Хилари печально взглянул на старшего суперинтенданта и прислонился к каминной полке. Его невеста приблизилась к детективу, посмотрела ему прямо в глаза, потом горестно покачала очаровательной головкой, медленно и неопределенно — движением, явно позаимствованным у какой-нибудь кинозвезды, старавшейся крупным планом выразить «неизреченное».

— Я этого не выдержу, — сказала она. — Просто не выдержу. Понимаете?

— Вам и не надо выдерживать, — ответил он.

На долю секунды уголки ее губ тронула тень усмешки.

— И правда, ведь не надо? Я-то ни при чем. Однако признайте — та еще неприятность.

Она бросила на следователя еще один взгляд — на сей раз очень дружелюбный — и в обычном своем стиле величественно рухнула в кресло.

Смит, миссис Форрестер и даже Хилари поглядели на нее с явным неодобрением, а полковник — с ласковым недоумением. Он даже покачал головой: «Кресси, дорогая!..»

Тут с Крессидой произошла разительная перемена. Ее глазки наполнились слезами, губки затрепетали, изящные стиснутые кулачки застучали по подлокотникам.

— Вот, значит, как вы все!.. Я знаю, что вы обо мне думаете, — запинаясь, пролепетала она. — Какая я жестокая, холодная, развязная, отвратительная девица. Прекрасно. Я не заливаю пол слезами с воплями: «Ах, его нет с нами!» Но это не значит, что мне плевать. Я его любила — Маулта! Он со мной был добрым и милым. Вы все здесь на своем веку видали чужую смерть, правда? А я вот нет! Ни разу! До той минуты, когда увидела в окно сегодня утром, как его… его кладут в машину, лицом вверх… Ужас! И не надо мне ничего говорить, пожалуйста! Нет, Хилли, прошу тебя — даже ты! Не сейчас. Вы все старые, старые, вы не понимаете! Не можете понять. И поторопитесь уже со своим совещанием, ради бога!