Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник - 26, 27]

— Нахожу, конечно, нахожу. Но прошу вас, не просите меня писать ее.

— Я думал, мы уже договорились?

— Ничего путного из этого не выйдет.

— Почему вы так уверены?

— Вам такой портрет не понравится.

— Или слишком сильно понравится, — промолвил Хилари. — Настолько сильно, что этого надо опасаться.

На такое замечание Трой предпочла не реагировать.

— Что ж, — продолжил Хилари, — пусть будет как будет и как дóлжно быть. Уже слышу за спиной дыхание синьора Аннигони [90] Аннигони, Пьетро (1910–1988) — модный итальянский портретист, автор в том числе ряда известных портретов Елизаветы II. . Еще коктейль с шампанским? Ну, конечно. Катберт!

Больше Хилари с ней не заговаривал, он вообще стал странно немногословен и глядел только на свою невесту, но художница чувствовала: в каком-то неуловимом смысле общение между ними продолжается.

За ужином Хилари все же усадил Крессиду на место хозяйки стола, и Трой невольно залюбовалась тем, как место это ей к лицу; как ярко она на нем сияет и как доволен будет Хилари потом, когда они поженятся, позволяя жене царить на иных «паркетах» и в иных собраниях — уж точно гораздо более блистательных, чем нынешняя странноватая ассамблея. Она для него будет как ходячий символ всего этого великого достатка, подумала Трой и сама поморщилась от банальности собственной формулировки.

Крессида же, очевидно, воодушевленная шампанским, проявила большую искрометность, чем обычно. С Хилари у них вышел шутливый диалог, не лишенный любовных обертонов. Невеста сначала долго подтрунивала над «блеском и величием» «Алебард», а когда в ответ тот обиженно нахмурился, рассмеялась.

— Нет, поймите меня правильно, я сама готова вцепиться во все это зубами и когтями. От одного вида «Алебард» кровь Тоттенхэмов вскипает во мне, как… — Тут она, правда, осеклась, встретившись взглядом с миссис Форрестер, смотревшей сурово и укоризненно. — В общем, — заключила Крессида, делая ручкой неопределенный жест в сторону Хилари, — обожаю это место.

При этих словах полковник внезапно провел старческими узловатыми пальцами по губам. Вены на его руках как будто еще сильнее вздулись.

— О, дорогая, — произнес Хилари в ответ и отсалютовал суженой бокалом.

Мистер Берт Смит от шампанского тоже слегка отпустил вожжи. Он без умолку болтал об их с Хилари общих делах, и Трой ни на секунду не усомнилась: перед ней действительно тот трезвый, расчетливый, практичный и проницательный человек, за какого он себя выдает. Неудивительно, что он так сказочно преуспел. Надо полагать, в фирме «Билл-Тасман и Смит» — кажется, так они себя официально называют? — именно он играет роль двигателя, а Хилари — скорее внешний корпус с весьма изысканной обшивкой и совершенными линиями дизайна.

Форрестер слушал эти речи, несомненно, рожденные высокой мощью интеллекта, с видом почтительного удивления. Он сидел как раз рядом с Трой, и его тихо высказанная просьба помочь «все это усвоить» показалась ей очень трогательной.

— Вы не теряете нить его мысли? — шепнул полковник озабоченно. Слуховой аппарат, по счастью, находился при нем.

— Немного теряю. Во всем, что касается бизнеса, я — полный профан, — прошелестела она в ответ, чем вызвала у старика приступ восторга.

— Вот именно! Я тоже. Вот именно! Но надо сделать вид, будто нам все ясно, так, что ли?

— Я не посмею. Сразу себя выдам.

— Да… Звучит жутко толково. Прямо, знаете ли, слышен скрип мозговых шариков. — Форрестер выразительно поднял брови. — Потрясающе. Просто — уухх! Правда?

Художница кивнула. Полковник таинственно закусил губу и втянул голову в плечи.

— Ни за что нельзя показывать, какие мы недотепы.

Наверное, вот так же он вступал в разговор с благонравными девицами лет пятьдесят назад, когда был юным лейтенантом, подумалось Трой. Веселый беззаботный парень, способный бесконечно вальсировать под звуки эстрадного оркестра, исполнявшего «Судьбу» [91] Знаменитая на рубеже XIX–XX веков композиция британского композитора Сидни Бэйнса (1879–1938). , а потом срывать мимолетные поцелуи в тенистой оранжерее за сценой — гроза пожилых компаньонок и гувернанток. Пожалуй, и предложение тете Клу он делал где-нибудь на балконе средь шумного полкового бала… Ну а сама тетя Клу — какой же, черт возьми, была она в пору первого расцвета молодости? Трой попыталась ее себе представить — и не смогла. Легкомысленной королевой вечеринок? Резвуньей? Кокеткой? Этакой породистой и неприступной молодой особой? Просто милой хорошей девушкой?