Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры [сборник - 26, 27]

Наблюдение стало возможно благодаря тому, что миссис Форрестер в это самое время, судя по всему, развешивала в шкафу свою одежду. Трой отчетливо слышала скрип вешалок по перекладине. И вздрогнула — чуть не подпрыгнула даже, — когда вдруг еще более отчетливо услышала свое имя, произнесенное, казалось, ей в самое ухо!

— Трой! Что за странное имя? Разве такое дают при крещении?

Полковник Форрестер отвечал откуда-то из дальних недр своих апартаментов:

— …да нет… понимаешь ли… известна тем, что…

Похоже, голова его была в этот момент обернута каким-то куском материи. Миссис Форрестер реагировала крайне сердитым тоном:

— А знаешь, что я думаю по этому поводу?! — вскричала она, загрохотав вешалками. — Я говорю: зна-ешь?..

Трой, как это ни предосудительно, приникла ухом к задней стенке гардероба.

— …не доверяю… — продолжал визгливый голос. — С самого начала не доверяла. Сам знаешь. — Последовала пауза, а за ней финальный вопль: — …тем скорее оставили целиком и полностью на милость убийц! Вот так! — последовал еще один, последний лязг плечиков по перекладине, и дверцы шкафа с шумом захлопнулись.

В постель Трой улеглась в каком-то тумане, но был ли этот туман вызван лукулловым ужином, поданным по наущению Хилари Кискоманом, или вообще всем комплексом необыкновенных обстоятельств, в какие она оказалась поставлена, о том художница и сама не взялась бы судить.

Перед тем как раздеться, ей казалось: она вот-вот готова заснуть, а теперь вот ворочалась с открытыми глазами, прислушиваясь к малейшим шорохам поленьев за каминной решеткой, и еще долго шорохи эти в ее усталом сознании заглушали вздохи и завывания злого ночного ветра за окном. Нет, ну чудеса, да и только, подумалось ей.

Какое-то время перед ее внутренним взором метались бессвязные, хотя и четкие картины, а потом вдруг показалось, будто откуда-то из темноты она опять слышит голоса. «Во сне, наверное», — пробормотала девушка. В камине заурчало от случайного порыва воздуха, затем все стихло, и в эту тишину вновь вторглись смутные «тени» человеческой речи — словно бы ниоткуда и приглушенно, как при почти выключенном звуке телевизора. Наконец от этих «теней» остался только едва уловимый слухом шлейф.

Но теперь было очевидно, что шлейф этот тянется из-под окон. Шлейф мужского голоса… Нет, двух голосов. Какой-то диалог, слов не разобрать.

Трой выскользнула из постели, в неверном свете гаснущего огня в камине двинулась к оконному проему и раздвинула занавески.

А на улице не так темно, как ей казалось. Взгляду представился пейзаж, запросто вдохновивший бы Джейн Эйр на один из эскизов, какие она так любила набрасывать. В сплошной линии облаков ветрá нарисовали четкий разлом. Луна — точнее, месяц в последней четвертинке перед исчезновением — отбрасывала черные тени на снежные дорожки, как будто ведшие в загробный мир. На заднем плане вздымались холмы торфяников, а на переднем сверкало нагромождение битого стекла от давно надоевшей зимней оранжереи. Неподалеку от него, однако, сверкали огоньки двух фонариков — один из них оставлял четкий желтый круг на белой поверхности мерзлой земли. Другой беспорядочно сновал по поверхности невесть откуда взявшегося громадного деревянного ящика с трафаретной надписью по всей длине: «Музыкальный инструмент, не кантовать, обращаться очень осторожно!» Кажется, ящик был водружен на какое-то транспортное средство — возможно, сани.

К этому моменту Трой нашарила взглядом в ночи двух мужчин в непромокаемых пальто с капюшонами — клеенчатая ткань отсвечивала на ходу. Тот из них, что казался «главным», оживленно жестикулировал, на что-то указывал пальцем и вертелся направо и налево. Фигура его слегка сгибалась на ветру. На плече его художница разглядела что-то вроде бечевы или буксировочного троса. Руки второго, защищенные теплыми перчатками или варежками, упирались в заднюю часть ящика и всем своим положением как бы выражали готовность к действию. В какой-то момент этот человек запрокинул голову и посмотрел наверх — на секунду в ярком освещении предстало его лицо. Это был Найджел.

Что касается первого, то, хотя Винсента — ну, того самого шофера-садовника-недоубийцу — Трой видала лишь два раза, да и то лишь из окна и с вершины холма, она почему-то была уверена: это он.

— Ать! — как-то несуразно вскричал предполагаемый Винсент, и вся эта нелепая скульптурно-театральная композиция скрылась за углом западного крыла «Алебард» в направлении парадного входа. В ту же минуту месяц зашел за тучи.