Патриция Мойес - Призрак убийства

— Ну, брось, Эдвин, — вмешалась миссис Мансайпл. — Я не думаю, что это справедливо.

— Дорогая Вайолет, если ты собираешься утверждать, что таким может быть поведение разумного человека…

— Я согласна, Эдвин, в тот день он вел себя очень странно. Но я убеждена, что это одиночный эпизод!

Епископ обернулся к Генри.

— Вот как это было, мистер Тиббет. Чуть больше двух лет назад я приехал из Буголаленда в отпуск в гости к Джорджу и Вайолет. Они сообщили, что Лодж купил этот Мейсон, но я, конечно же, еще его не видел. Ну так вот, я позвонил ему в дверь и попросил его одолжить полфунта маргарина, а он завопил что-то неразборчивое и захлопнул передо мной дверь!

— Ты бы объяснил насчет маргарина, Эдвин, — сказала Вайолет. — Видите ли, мистер Тиббет, в последний понедельник августа отмечался День летнего отдыха, все магазины были закрыты…

Епископ перехватил нить рассказа:

— Вот-вот. А Вайолет обнаружила, что у нее нет маргарина. Я все равно собирался пройтись к реке искупаться перед ленчем. Помню, как раз переоделся в купальный костюм и надевал резиновые сапоги…

— Резиновые сапоги?

Генри очень старался скрыть удивление.

— Конечно. Чтобы добраться до реки прямым путем, нужно пройти через болото. Я как раз натягивал сапоги, когда Вайолет заглянула и попросила меня зайти в Лодж, чтобы одолжить маргарин у Мейсона. Я обратил внимание, что у меня уже зонтик и кларнет…

— Зонтик?

— Эдвин с детства подвержен солнечным ударам, — вставила Вайолет. — День был очень жаркий, а свой тропический шлем он легкомысленно забыл в Лондоне. Поэтому я настояла, чтобы он взял мой японский зонтик от солнца. Наверное, цветочный узор был для епископа слишком уж женским, но ведь не должен человек рисковать своим здоровьем? Вы согласны?

— А кларнет?

Инспектор уже перестал удивляться.

— А вы не знали? — Старик лучезарно улыбнулся. — Это мое страстное хобби — игра на кларнете. К несчастью, недостаточно успешное, и Вайолет не любит, когда я занимаюсь дома. В Буголаленде выйти поупражняться в джунгли очень просто — разве что наткнешься на буйволов, — но здесь уединение найти трудно. Так что раз я уже шел на безлюдный участок реки, то, естественно…

— Как бы там ни было, — сказала Вайолет, — я дала ему плетеную сеточку, чтобы в ней принести маргарин.

— Так что я пошел и позвонил в дверь этого приятеля…

— Минутку, — перебил Генри. — Хочу проверить, правильно ли я понял. Вы были в плавках…

— Ну что вы, конечно, нет! Я предпочитаю старомодные костюмы — штаны до колен, короткие рукава. Мне кажется, это больше подходит к моему сану и возрасту. Естественно, я не вышел бы на людный перекресток в таком наряде…

— Старомодный купальный костюм, — сказал Тиббет, — и резиновые сапоги. У вас в руках был цветастый японский зонтик, кларнет и сеточка. Вы позвонили в дверь Мейсона. Он понятия не имел, кто вы такой…

— Но я, естественно, первым делом объявил об этом. Как только он открыл дверь, я сказал: «Я епископ буголалендский, и мне нужно полфунта маргарина…»

— И что, — спросил Генри слабым голосом, — он на это ответил?

— Так в этом же все дело, дорогой мой. Он посмотрел на меня безумным взглядом, а потом сделал совершенно необычное заявление. Я его никогда не забуду. «А я вареное яйцо, — сказал он, — и мне нужен тостик». С этими словами он захлопнул дверь, и я услышал, как повернулся ключ. Но с тех пор я узнал, — торжествующе продолжал епископ, — что это известный бред умалишенных — воображать себя вареным яйцом. Разве не так, Клод?

— Я думаю, это давно известно, — ответил сэр Клод. — Рамона, передай картошку, пожалуйста.

— Но это еще не конец, — продолжал Эдвин. — Как бы ни были странны манеры этого человека, мне не хотелось возвращаться домой с пустыми руками. Поэтому я обошел дом и заглянул с веранды в стеклянную дверь кабинета, который ему приятно было называть своей библиотекой. Там он стоял и что-то пил — судя по виду, чистый виски. Я был, конечно, несколько смущен, но все же постучал в дверь зонтиком и помахал кларнетом. Мейсон меня увидел, жутко дернулся, уронил стакан на пол и попытался, кажется, забраться за софу. Я такого сумасшедшего поведения не видел с тех пор, как в году тридцать пятом один кухонный мальчишка в Алимумбе впал в буйство. Решив, что иметь дело с таким маньяком небезопасно, я направился домой — увы, без маргарина. Я настаивал, чтобы Вайолет позвонила в полицию или доктору, но она была против.