Анатолий Тихомиров - Тайна скифской чаши [СИ]

— Владимир Олегович, признаюсь вам честно. Я после армии год в милиции служил. Мечтал о работе следователя. А тут мама умерла, отец заболел, младший брат ещё в школе учится. В общем, пошёл охранником. Ну, а когда увидел, какие дела вокруг творятся, стал наблюдать. Хотел, было, в милицию идти и всё как есть рассказать. А тут вы подвернулись.

— Очень удачно подвернулся. Как говорят «под руку», — чуть-чуть поморщившись, сказал Антыхин.

Костя сидел перед ним, как огромный провинившийся ребёнок. Антыхин не выдержал и рассмеялся:

— Не переживайте так, Костя. Я вам очень благодарен.

— Правда? — обрадовался Костя.

— Если я, вдруг, надумаю передать вашу информацию в милицию, сможете там всё подтвердить?

— Конечно, — с готовностью ответил Костя. — Владимир Олегович, я больше в магазине не смогу работать. Возьмите меня к себе помощником.

— А почему не взять? Мне давно помощник нужен. Считайте, что вы у меня на службе. И вот вам первое задание. С работы пока не уходите. За этой компанией нужен глаз да глаз. Короче говоря, мне надо чтобы вы пока там были. Зарплату вы будете получать ежемесячно, каждого пятого числа. От меня лично. Вот только за поиск чаши, как я понимаю, платить будет некому. Ну, Бог с ним, нам истина дороже. Верно, коллега?

— Так точно, Владимир Олегович.

— Вот теперь я вижу, что вы приступили к службе. Вы когда в магазине дежурите, Костя?

— Завтра ночью.

— В подвал, где делают копии музейных экспонатов, сможете попасть?

— Ключи от мастерской только у завмага, но я постараюсь сделать дубликат.

— Вот и отлично. Завтра попробуем снять на видео всё их хозяйство. Договорились?

— Договорились! — радостно кивнул головой Костя. Он вскочил и двумя руками благодарно пожал руку Антыхину.

Попутный ветер и семьдесят пять сильных молодых гребцов легко домчали триеру к побережью Ольвии. Анахарсис нетерпеливо ходил по палубе, поглядывая то на приближающуюся сушу, то на гемму с изображением Елены, зажатую в ладони. Вскоре корабль вошёл в гавань, постепенно замедляя ход из-за густых водорослей, которые будто щупальца осьминога цеплялись за борта корабля. Причалили в тихой уютной бухте, где вода выглядела застоявшимся болотом. Палуба триеры оказалась на несколько локтей выше пристани, поэтому трап удобно лёг на влажные доски причала. В первую очередь Анахарсис пошёл от пристани на рынок, чтобы приобрести привычную одежду кочевника. Греческий хитон, который оставался на нём после побега из Афин, был уместен здесь в Ольвии, но не на его родине, куда он так торопился. Ему казалось, что сейчас он как никогда нужен Скифии. Анахарсис верил, что новые знания, приобретённые им в Элладе, пригодятся его народу. Прекрасные города зыбкими миражами плыли над степью. Пусть они пока построены только в его воображении, но Анахарсис верил, что мечта обязательно станет реальностью. Грандиозный замысел перестройки скифской державы кружил голову и гнал Анахарсиса вперёд. Из-за поспешного бегства большая часть его трудов осталась в Афинах у Елены и Токсариса, но всё, что было связанно со строительством и архитектурой, скрупулёзно записанное на папирусах, к счастью, осталось лежать в сумке.

На рынке, кроме одежды, Анахарсис приобрёл лошадь золотисто-рыжей масти. Такие лошади отличаются особой выносливостью и легко переносят жажду. Какая-то неведомая сила подгоняла Анахарсиса, впервые он изменил своей привычке путешествовать пешком. Он ловко впрыгнул в седло и тронул поводья…

Радостно забилось сердце Анахарсиса, когда увидел родные степи. Высокая трава почти касалась колен всадника, перед копытами коня взлетали испуганные птицы, разбегались в разные стороны забавные суслики, а высоко в небе кружил орёл. Всё было родным и знакомым…

Но радость встречи с родиной омрачала тоска по Елене. С каждым шагом коня всё больше стадий разделяло их. Он надеялся, что когда вернётся в Афины, греки встретят изгнанника как желанного гостя. Но Анахарсис даже предположить не мог, что по прошествии нескольких лет его образ в Элладе идеализируют и поставят в один ряд с лучшими греческими философами.

Впереди заблестела голубая полоса Борисфена. По мере приближения река становилась всё шире и величавее. На берегах самой полноводной в Скифии реки, жили скифы-пахари, которые сеяли хлеб не для собственного потребления, а для продажи. Их привязанность к земле и позволила Анахарсису предположить, что возможно именно они смогут построить первые города. Он старался не замечать их удручающей бедности. Что поделаешь, Анахарсис был не только прагматиком-философом, но и поэтом-мечтателем. Философ думал и анализировал, а мечтатель в своём воображении видел на берегах Борисфена начало новой истории скифов.