Энн Перри - Трущобы Севен-Дайлз

– Понятно. А наверху?

– Я не пойму, что вам нужно, сэр. Свет горел в спальне мисс Захари, в ее гостиной и на лестничной клетке… как обычно.

– Скажите, окна этих комнат расположены на фасаде дома или с обратной стороны?

– На фасаде, сэр. – Это было вполне естественно. Окна главной спальни обычно располагались на фасаде.

– То есть в саду, где был застрелен мистер Ловат, света не было? – сделал вывод Питт.

Эль-Абд задумался, как будто учуял в этом вопросе какой-то подвох.

– Не было, сэр.

– Могла ли мисс Захари не узнать мистера Ловата? Вдруг она подумала, что это кто-то другой?

Впервые самообладание изменило эль-Абду. Он не просто вздрогнул. Казалось, будто ему грозит некая страшная опасность. Впрочем, впечатление это длилось недолго. Еле заметно моргая, он посмотрел на Питта.

– Я об этом даже не думал, сэр. Ничего не могу сказать. Но если бы она решила, что это грабитель, почему она не позвала меня? Она знает, что я бы защитил ее. Ведь это мой долг.

– Разумеется, – согласился Питт. – Но я имел в виду не грабителя, а кого-то другого, кого она хорошо знала, но кто мог представлять для нее угрозу.

На этот раз эль-Абд остался невозмутим.

– Такие люди мне не известны, сэр. Будь оно так, разве она не сказала бы полиции, что произошел несчастный случай? Ошибка… самооборона? Скажите, в Англии можно стрелять, если вам угрожает опасность?

– Если нет другого способа защитить себя, то да, – ответил Питт. – Я просто думал, вдруг сюда пришел кто-то, кого она знала… кто был ее врагом, кто представлял для нее угрозу, пусть даже не физическую, а иную, например, ее репутации или чему-то такому, что было для нее крайне важно.

– Я не знаю, о чем вы говорите, сэр. – Лицо араба вновь превратилось в учтивую, непроницаемую маску.

– Ваша преданность хозяйке выше всяческих похвал, – произнес Питт, стараясь не выдать сарказма в голосе. – Однако она бесполезна. Если ее признают виновной в убийстве Ловата, ее повесят. Если же она обозналась, приняла его за кого-то еще, кто, возможно, представлял угрозу для нее самой, она сможет потребовать снисхождения.

Было удивительно наблюдать за тем, как почтение в голосе араба сменилось презрением, хотя на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Думаю, сэр, вам лучше обратиться с вопросами к мистеру Райерсону. Если ему известны причины, вынудившие мисс Захари убить этого человека – за кого бы она его ни приняла, – то он наверняка может сказать вам правду и тем самым оправдать и самого себя, и ее. Если же он их не знает и он, без каких-либо оправданий, лишь нашел мистера Ловата, в таком случае он виновен, что бы там ни думала мисс Захари. Разве не так?

– Так, – был вынужден признать Питт. – Все верно. Но вдруг мисс Захари предпочтет отрицать, что она застрелила мистера Ловата по какой-либо объяснимой причине, вместо того чтобы сказать нам правду, что она думала на самом деле?

Эль-Абд наклонил голову. По губам его промелькнула тень улыбки.

– Верность моей хозяйке требует от меня, чтобы я принял любое ее решение, сэр. У вас есть что-то еще?

– О да! Я бы просил вас составить для меня список людей, бывавших в этом доме с тех пор, как мисс Захари поселилась здесь.

– У нас есть книга посетителей, сэр. Она вам поможет?

– Сомневаюсь. Но для начала, пожалуй, да. Но мне нужны и другие имена.

– Хорошо, сэр, – согласился эль-Абд и удалился, ступая в равной мере бесшумно и по толстым коврам, и по полированному полу.

Вернулся он через четверть часа с листом бумаги и белой, в кожаном переплете книгой. И то и другое он вручил Питту. Тот поблагодарил его и ушел. Книга оказалась интересной. Там значилось больше имен, нежели он ожидал, и ему потребуется время на то, чтобы выяснить, что это за люди. А вот лист бумаги, предположил Питт, наверняка будет совершенно бесполезным.

Остаток дня он провел, выясняя личности визитеров – как правило, мужчин, имевших то или иное отношение к торговле хлопком. Но были и другие – художники, поэты, музыканты, философы. Было бы интересно узнать, почему они наносили визиты Аеше Захари и что думал по этому поводу Райерсон, если он, конечно, был в курсе. Время таких визитов в книге никак не было отмечено, только дата.

На следующее утро еще за завтраком Питту принесли записку с требованием через час явиться в кабинет к Наррэуэю. Он отложил нож и вилку. Жирная селедочка моментально утратила вкус.

У него все еще оставались несколько имен, как из гостевой книги, так и из дополнительного списка, чьих обладателей ему еще предстояло установить. Какая досада, что его вызывают с отчетом, он же пока не может сообщить ничего существенно нового!