Энн Перри - Трущобы Севен-Дайлз

– Тильда говорила, что он был камердинером у мистера Стивена. Выходит, у того теперь новый слуга?

Миссис Кулпеппер подозрительно посмотрела на нее.

– Нет, нового нет. А ты не слишком… – Ее лицо смягчилось. – Послушай, милочка, я вижу, что ты расстроена. Оно и вправду тяжело видеть, что кто-то болен, а ты ничем не можешь помочь. Видит бог, я бы даже собаке не пожелала околеть в одиночестве, но я не знаю, куда делся Мартин, вот тебе истинный крест. Скажу одно: милый был паренек и ни разу никому не сделал зла.

Грейси пошмыгала носом и поморгала. Все ее мысли были о Тильде. Страх не отпускал ее. Прошла уже почти целая неделя. И до сих пор ни письма, ни пары строк?

– А что он за человек, мистер Стивен, если он прогнал человека, который ничего ему плохого не сделал?

Миссис Кулпеппер вытерла о передник руки, отставила миску и налила себе чашку чая.

– Господь свидетель, милочка, – сказала она, покачав головой. – Он человек непростой. Но даже в самые худшие свои дни я не думаю, что он избавился бы от Мартина, потому что Мартин единственный, кто умел сладить с ним, когда ему становилось совсем лихо.

Грейси попыталась не выдать своего волнения, но, похоже, это получилось у нее плохо. Это было нечто новенькое! Ей почему-то тотчас стало тревожно на душе, хотя она и не была уверена, что поняла кухарку. Подняв глаза на миссис Кулпеппер, она несколько раз растерянно поморгала, чтобы скрыть свои мысли.

– Вы хотите сказать, когда он бывал болен?

Миссис Кулпеппер вздрогнула, но ничего не сказала. Ее рука застыла в воздухе вместе с чашкой. Грейси испугалась, что допустила первую серьезную ошибку, но ей хватило ума не пытаться ее исправить. Она молчала в ожидании, что миссис Кулпеппер заговорит первой.

– Можно сказать и так, – признала та в конце концов и, поднеся к губам чашку, сделала глоток. – И я не собираюсь ничего объяснять.

Последняя фраза прозвучала как предостережение.

Грейси мгновенно ее поняла. Болен означало нечто гораздо более страшное, чем просто болезнь. Скорее всего, запой. Некоторые мужчины напивались до бесчувствия и потом страдали тяжелым похмельем. Но некоторые становились буйными, затевали драки, срывали с себя одежду или творили другие непотребства, за которые их близкие были вынуждены краснеть. Похоже, этот Стивен Гаррик из их числа.

– Разумеется, – вежливо согласилась Грейси. – Я этого и не жду. Я не у себя дома.

– Хотя порой меня так и подмывает сказать все, что я думаю по этому поводу, – с жаром добавила миссис Кулпеппер, но в следующий миг в кухню вошла и замерла на месте хорошенькая горничная. – Ты уже пришла обедать? – удивилась миссис Кулпеппер. – И что сегодня за день такой? У меня еще ничего не готово!

– Нет-нет, – успокоила ее Белла. – Я никуда не спешу. – Она с любопытством посмотрела на Грейси – не иначе как подслушала последние слова их разговора. – Но от чашки горячего чая я бы не отказалась, – добавила она.

– Это Грейси, – сказала миссис Кулпеппер, внезапно вспомнив ее имя. – Она пришла сюда, потому что сестра Мартина – ее подружка, и, похоже, у бедняжки ревматическая лихорадка, и она того гляди скоро отдаст концы. Вот Грейси и пришла к нам в поисках Мартина, чтобы сообщить ему о болезни сестры.

Белла покачала головой. Лицо ее было серьезным.

– Мы бы и рады тебе помочь, – искренне сказала она, – но мы сами не знаем, где он и что с ним. Обычно мистер Стивен уходит в середине утра, и мы знаем на многие дни наперед, но на этот раз все по-другому. В общем, его здесь больше нет.

Но в планы Грейси не входило уйти отсюда с пустыми руками.

– Миссис Кулпеппер была так добра, – с теплотой в голосе произнесла она, – и сказала мне, что мистер Гаррик ценил Мартина и не уволил бы его из-за какой-нибудь своей прихоти.

Лицо Беллы вспыхнуло гневом.

– Порой он вел себя некрасиво. Закати я в детстве каприз вроде тех, какие устраивает он, моя мать отлупила бы меня домашней тапкой. Это надо же, кричать, брыкаться…

– Белла! – строго одернула ее миссис Кулпеппер.

– Иногда он ведет себя как трехлетний ребенок! – воскликнула Белла и даже покраснела. – А бедный Мартин все это терпит и ни разу даже не пожаловался. Убирает за ним, слушает, как он плачет и воет по поводу всего на свете или просто сидит со страдальческим видом, как будто ему на тарелке подали все беды и несчастья этого мира. Можно подумать, что…

– Попридержи язык, милочка, а то все беды и несчастья окажутся на твоей тарелке, – предостерегла ее миссис Кулпеппер. – Хотя у тебя и смазливое личико и говоришь, как настоящая леди, но, гляди, в два счета окажешься на улице со своим барахлом, но без рекомендации, если хозяин услышит твои речи, когда ты распускаешь язык при посторонних про мистера Стивена. А это факт! – В голосе кухарки слышались строгие нотки. Взгляд черных глаз был суров. Но Грейси была уверена: в ней говорит не гнев и не неприязнь, а любовь и сочувствие.