Эрик Эмблер - Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

Латимер был не на шутку удивлен мягкостью приговора. Бдительный вновь выступил на страницах газеты с комментариями по этому поводу. «Благодаря тому, что суд опирается на давно устаревшие и во многом абсурдные законы, — гремел он, — вынесен этот странный приговор. Будь все иначе, каждый из шестерых мог быть приговорен к пожизненному тюремному заключению. Неужели у кого-то может возникнуть мысль, что один из этих шести вожак банды? О нет! Очевидно, никому из полицейских не могло прийти в голову, что кто-то из этих крыс мог организовать дело, которое, согласно показаниям, данным в суде, приносило только в течение одного месяца доход в сумме, превышающей два с половиной миллиона франков».

Автор заметки явно намекал на то, что полиция словно забыла о существовании Димитриоса. Разумеется, полиция не собиралась развенчивать миф о своей проницательности — в противном случае ей пришлось бы поведать читателям о том, что арест банды стал возможен лишь благодаря доносу пожелавшего остаться неизвестным доброжелателя, который, как справедливо полагала полиция, и был вожаком банды. Латимеру стало досадно, потому что чтение старых газет, предпринятое им с целью выяснить некоторые темные вопросы, ничего ему не дало — он знал гораздо больше, чем те, кто писал эти заметки.

Он уже хотел захлопнуть подшивку, как взгляд его вдруг упал на фотографию, помещенную в газете. Это была обычная газетная иллюстрация, от которой нельзя было ожидать слишком много. На ней был изображен полицейский, к которому были прикованы скованные по рукам и между собой трое заключенных. Они заметили репортера и попытались отвернуться от объектива, но это им так и не удалось.

Выйдя из редакции, Латимер отметил, что к нему опять вернулось хорошее настроение.

В отеле его ждала открытка, в которой мистер Питерс извещал о том, что, если ничего не случится, он навестит его в отеле в шесть часов вечера.

Мистер Питерс появился, когда было только половина шестого. На Латимера обрушился водопад приветствий:

— Дорогой и уважаемый мистер Латимер! Мне трудно выразить словами, как я рад, что снова вижу вас! Наша последняя встреча была сопряжена с такими ужасными обстоятельствами, что я не смел даже надеяться, что… Но мне кажется, мы могли бы поговорить и о более приятных вещах. Я приветствую вас! Добро пожаловать в Париж! Надеюсь, доехали благополучно? Расскажите, как вам показался Гродек? Он писал мне, что вы не только понравились ему, но просто очаровали его. Вот один из тех, кого зовут добрый малый, не так ли? Как вам его кошки? Он прямо-таки боготворит их.

— Общение с ним было очень полезно. Что же вы стоите, садитесь, пожалуйста.

— Я хорошо знаю, как много пользы приносит общение с ним.

На лице мистера Питерса засияла сладостно-горестная улыбка, и, глядя на улыбающегося мистера Питерса, Латимер подумал; нечто подобное испытываешь, когда случайно встретившийся на улице знакомый, которого вы искренне и глубоко ненавидите, вдруг поздоровается с вами.

— Вот только не знаю, зачем ему понадобилось напускать на себя такой таинственный вид, — сказал Латимер. — Между прочим, он настаивал на том, чтобы я обязательно поехал в Париж и повидал вас.

— Вот как?

Кажется, мистеру Питерсу это не очень понравилось, и его улыбка заметно поблекла.

— А что еще он сообщил вам, мистер Латимер?

— Он сказал, что вы умный человек. Ему, видимо, показалось забавным все, что я рассказал.

Мистер Питерс наконец-то осторожно присел на кровать. Улыбка совершенно исчезла с его лица.

— И что же вы ему рассказали?

— Во-первых, он поделал узнать, какие у меня могут быть с вами дела. Я был с ним совершенно откровенен, — злорадно сказал Латимер, — и рассказал ему все то немногое, что мне известно. Я понимаю, что вам это может не понравиться, но, прошу меня простить, ведь ваши изумительные планы до сих пор остаются для меня покрытыми мраком неизвестности.

— А что, Гродек ничего не сказал вам?

— Нет. Вы думаете, что это было возможно?

Опять улыбка чуть тронула губы мистера Питерса, точно луч солнца упал на отвратительный гриб, выросший в темноте.

— Конечно, мистер Латимер, это было возможно. Теперь я понимаю, почему его письмо ко мне написано в таком легкомысленном тоне. Впрочем, я рад, что благодаря вам он удовлетворил свое любопытство. В этом мире богачи часто завидуют тем, у кого дела идут в гору. И хотя Гродек мне друг и очень дорог, но его помощь в нашем деле не требуется. Он, вероятно, это понял, хотя, быть может, и хотел бы в нем участвовать.