Эрик Эмблер - Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

— Раз она должна вот-вот спуститься, мы можем и здесь подождать, — сказал Латимер, чувствуя, что говорит банальность, как школьный учитель. Ему вдруг очень захотелось выпить настоящего шампанского.

— Совершенно верно, — буркнул Марукакис.

Однако прошло целых полтора часа, прежде чем хозяйка «La Vierge St. Marie» появилась в зале. За это время зал действительно оживился. Пришло еще несколько человек — в основном это были мужчины, но были среди них и две-три очень странно выглядевшие женщины. Появился явный сутенер. Трезвый, как стеклышко, он привел с собой двух не вяжущих лыка немцев — вероятно, каких-нибудь пустившихся в загул коммерсантов. Появились два почему-то вызывавшие ужасную неприязнь молодых человека, которые заказали бутылку минеральной воды. Голубой занавес находился в непрестанном движении. Все до одной кабинки были заняты, заняты были и стоявшие в зале столики, за которыми сгрудились обливающиеся потом, тесно прижавшиеся друг к другу пары.

Но вот в зале появились танцовщицы из кабаре с искусственными цветами в волосах и сильно накрашенные. Танцующие пары расступились, дав им место. Следом за девицами в круге появился юноша, одетый как женщина, и спел песенку на немецком языке. Девицы исчезли вместе с ним, потом появились вновь, переменив наряд и без цветов в волосах. В зале стало душно и жарко, как перед грозой.

Было так накурено, что у Латимера защипало глаза. Несмотря на это, он ясно видел, как один из этих ужасных юношей давал понюхать другому щепотку какого-то порошка. От жары и духоты его начала мучить жажда, и он уже всерьез подумывал, не выпить ли «шампанского», как вдруг Марукакис дернул его за рукав.

— Должно быть, она, — сказал он.

Латимер посмотрел на голубой занавес, но танцевавшая парочка мешала ему, и лишь когда они переместились в сторону, он увидел ее.

Это была полная, но все еще стройная, сохранившая неплохую осанку женщина с красным лицом, которая, несмотря на дорогое платье, видимо, совсем недавно завитые парикмахером черные густые волосы, помаду и румяна, производила — так, во всяком случае, показалось Латимеру — впечатление неряхи. Он, например, так и видел ее с растрепанной прической, съехавшим на сторону платьем, обнажившим плечо и розовую бретельку, которую она стаскивает с плеча рукой с большим алмазным кольцом. Правда, рисунок губ был хорош, и улыбка была доброй и симпатичной, но во взгляде больших черных глаз было что-то сонное и завораживающее. И Латимер опять представил себе комнату в отеле, неуклюжие позолоченные кресла с разбросанной на них одеждой, серый свет утра сквозь опущенные жалюзи, тяжелый запах розового масла, ровное дыхание спящей женщины и мерное тиканье будильника. Но, видя, как она идет к бару, приветливо улыбаясь и кивая знакомым, в то же время внимательно и строго наблюдая за всем происходящим, Латимер сделал себе выговор за игру писательского воображения.

Марукакис подозвал официанта и что-то сказал ему. Выслушав, тот секунду колебался, потом кивнул головой. Лавируя между танцующими, он подошел к мадам, разговаривавшей с толстяком, вцепившимся в одну из танцовщиц. Официант стал шептать ей что-то на ухо. Мадам прервала разговор и посмотрела на официанта. Тот глазами показал на Латимера и Марукакиса. Мадам, повернувшись, посмотрела в их сторону, и, что-то сказав официанту, продолжила разговор.

— Она обещала прийти, — сказал Марукакис, выслушав официанта.

Оставив толстяка, она обошла весь зал, снисходительно улыбаясь и иногда кивая головой. Наконец она приблизилась и к их столику. Неожиданно для самого себя, Латимер вдруг встал. Мадам пристально смотрела ему в лицо.

— Вы желали говорить со мной, мсье? — Голос у нее был грубый и немного сиплый с очень ярко выраженным акцентом.

— Мы были б счастливы, если бы вы оказали нам честь и посидели с нами, — сказал Марукасис.

— Хорошо, — ответила она и села рядом с ним. Тотчас к столику подлетел официант, но она взмахом руки прогнала его и повернулась к Латимеру — Я вас раньше не видела, мсье. Вашего друга я уже видела, но не в моем заведении. — Она бросила косой взгляд на Марукакиса. — А вы, мсье, собираетесь писать обо мне в парижской газете? Тогда вам вместе с другом надо будет обязательно посмотреть представление до конца.

— Нет, мадам, — улыбнулся Марукакис. — Мы воспользовались вашим гостеприимством, чтобы получить кое-какую информацию.

— Информацию? — она, кажется, немного смутилась, — Я не знаю ничего такого, что может вас заинтересовать.