Эрик Эмблер - Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

Грек рассмеялся, довольный.

— Хотел сделать вам сюрприз, но так и быть — пользуйтесь моей добротой. Я просмотрел старые отчеты и узнал, что Евразийский кредитный трест был зарегистрирован в Монако лишь в 1926 году. А до этого момента он выпускал отчеты о своей финансовой деятельности. Моя задача состояла в том, чтобы найти их.

— Но ведь это, — выпалил Латимер, — страшно важно. Неужели вы не понимаете…

Марукакис перебил его, подозвав официанта, чтобы рассчитаться за ужин. Посмотрев с лукавой усмешкой на Латимера, он сказал:

— Как известно, вы, англичане, необычайно высокого мнения о своих умственных способностях. Вы ведь считаете себя единственным народом в мире, который монопольно обладает обыкновенным здравым смыслом.

«La Vierge St. Marie» находился на улице, идущей от церкви Света неделя. Литимер, конечно, не мог не подивиться такому странному соседству. Улица была узкой, довольно крутой и практически неосвещенной. Ему сначала показалось, что улица спит, но тишину изредка нарушали то звуки музыки, то смех, когда кто-нибудь выходил из дома на улицу. Они встретили двух мужчин, вышедших на улицу и закуривших сигареты. Кто-то шел за ними следом, потом хлопнула дверь, и шаги затихли.

— Посетителей пока мало, — заметил Марукакис, — рано еще.

Большинство дверей были стеклянными. Из-за них на улицу падал слабый свет. На стекле крупными цифрами был выведен номер дома, но гораздо чаще было что-нибудь написано: «Вундербар», «О’кэй», «Джимми-бар», «Стамбул», «Торквемада», «Витоша», «Le Viol de Lucrece» и, наконец, на вершине холма «La Vierge St. Marie».

Они на секунду задержались у двери. Дверь была обшарпанная, и Латимер почему-то проверил, где у него бумажник. Марукакис толкнул дверь, и они вошли.

Узкий коридор, стены выкрашены красной темперой, пол застлан ковром. Где-то вдали оркестр с солирующим аккордеоном играл пассадобль. В конце коридора — небольшая раздевалка. В ней никого не было. На вешалках висело всего несколько плащей и шляп. Видимо, услышав шаги вошедших, за барьером появился очень бледный человек в белой куртке, который приветствовал их: «Добрый вечер, мсье». Взяв у них плащи и шляпы, он широким жестом указал направо, откуда доносилась музыка. Над спускающейся вниз лестницей сияла надпись: БАР — ДАНСИНГ — КАБАРЕ.

Они оказались в довольно большой комнате с низким потолком. Справа был бар, слева на невысокой платформе сидел оркестр — четыре негра в белых так называемых «аргентинских» блузах. Рядом с платформой в стене был проем, который закрывал занавес из голубого плюша. По другую сторону платформы, вдоль стены, в маленьких кабинках, стояли столики. За ними сидели несколько человек. Несколько свободных столиков было в центре зала. На другой стороне зала через правильные интервалы висели овальной формы зеркала, каждое из которых как бы поддерживали херувимы из папье-маше. В простенках между зеркалами были изображены полуголые мужчины с моноклями, каждый с дамой в строгом костюме и клетчатых чулках.

Две девушки, вероятно, танцовщицы из кабаре, кружились под музыку.

— Еще рано, — опять сказал Марукасис, словно это его не устраивало, — но скоро здесь будет веселее.

К ним подошел официант и провел их к одной из кабинок. Он вернулся через минуту и поставил на стол бутылку шампанского.

— Вам денег не жалко? — спросил Марукакис. — Между прочим, это пойло стоит двести левов.

Латимер не возражал: в конце концов, двести левов составляли только полфунта. Оркестр вдруг замолчал, и девушки остановились. Они подошли к кабинке, где сидели Латимер и Марукакис. Одна из них пристально смотрела на Латимера. Тогда Марукакис что-то сказал им, и они, пожав плечами и улыбаясь, ушли. Марукакис, точно чего-то не понимая, посмотрел на Латимера.

— Я сказал, что нам надо обсудить кое-какие дела и, если мы захотим развлечься, то пригласим их позже. Конечно, если вы не хотите с ними связываться…

— Нет, не хочу, — сказал Латимер твердо и, отхлебнув шампанского, вдруг почувствовал, что он ни за что на свете не станет пить эту гадость.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Марукакис, — пей не пей, а платить придется.

— А где госпожа Превеза?

— Думаю, появится с минуты на минуту.

Он посмотрел куда-то вверх, на потолок.

— Конечно, мы могли бы и сами к ней подняться. Хочу обратить ваше внимание, как тут все хорошо устроено: нет ничего скандального или вызывающего.