Юлия Ефимова - Ложь без срока годности

Алексей, боясь поверить, поднял глаза и неуверенно произнёс:

– Как дед?

– Тоже очень переживал, он давно простил тебя, проходи, отдай ему сам.

Алексей поцеловал матери руку, так словно он видел её в первый раз, жадно вдыхая родной запах, и как мальчишка побежал в комнату.

Мотю проводили в гостиную, усталая, но счастливая женщина, пристально глядя на неё, молчала. Мотя тоже почувствовала себя неловко, возможно, первый раз в жизни, но она была бы не она, если бы не попробовала разрядить обстановку:

– А вы кто по гороскопу? – спросила Мотя маму Алексея.

Немного опешив от такого вопроса, та всё же ответила:

– Скорпион.

– Уу-у, – прокомментировала ответ Мотя, и было непонятно, понравилась ей данная информация или нет.

– Травма? – спросила мама Алексея, решившая, что теперь её очередь поддерживать разговор.

– Ничего страшного, – смутилась Мотя, – всего-навсего сорвали ноготь.

В этот момент в комнату вошёл Алексей с мужчиной преклонного возраста.

– Вот, мама, дед, познакомьтесь, это Матильда, моя девушка.

От такого представления у Моти закружилась голова, а счастье не удержалось внутри и выплеснулось наружу. Она подскочила с дивана и бросилась к счастливому Алексею на шею.

– Я знала, – сказала Мотя.

– Откуда? – удивился Алексей, ведь четыре дня назад он первый бы посмеялся над этим.

– Всё просто, потому что Близнецы и Львы подходят друг другу идеально, – серьёзно ответила Матильда, словно тот спросил какую-то глупость.

И никому в комнате не пришла мысль о голубой крови и достойной партии. Настоящие чувства, как козыри в колоде, бьют любую карту.

С поездки уже прошла неделя. Зинка созванивалась со своими друзьями и знала, что Алексей сошёлся с Мотей и они теперь вместе снимают квартиру и выстраивают свой быт. Матильда готовится к учёбе, а Алексей разбирает документы деда, Зинка всё-таки решила и взяла его себе в компаньоны. У Эндрю тоже было всё отлично, Василиса воспользовалась его предложением и прилетела в Москву. Вот уже неделю он показывает ей свой родной город, и Зинке показалось, что Эндрю по-настоящему счастлив. Правда, надо отдать друзьям должное, независимо от своего личного счастья они постоянно предлагали Зинке приехать и повеселить её, но та категорически отказывалась. Мотя даже раза три предпринимала попытки прорваться в её квартиру, но Зинка выставляла её тут же из дома в надежде спокойно пострадать.

У Зинки началась затяжная депрессия, запой. Если у обычных людей запой заключался в употреблении спиртных напитков, то Зинка не пила, а пела. Накупив разных вкусняшек, от пиццы с морепродуктами до калорийного тирамису, она взяла в руки гитару и упивалась своим несчастьем. Зинке казалось, что она очень повзрослела за эти дни, что-то поняла важное, что раньше ей было недоступно. Также топили Зинкину самооценку голубые глаза Тимура, которые насмехались над ней, подтверждая, что её, рыжую и конопатую, невозможно любить, её можно только использовать. Конечно, подключалась сюда жалость, всеобъемлющая жалость к своей персоне, с вечными вопросами «за что» и «доколе это будет продолжаться». Гитара в такие моменты была лучшим другом, она была частицей Зинки, лучшей частицей, той, которая могла выразить всё, что накопилось в душе.

Эту песню она не сочинила, она у неё случилась сама по себе, в самолёте Владивосток – Москва. В этот момент прозвенел дверной звонок.

– Как не вовремя, – пробурчала она. – Мотя, я же говорила, у меня всё нормально, – прокричала через дверь Зинка, – у меня депрессия, дай мне спокойно пострадать.

Но на пороге стоял Шурик. Он улыбался во все тридцать два зуба, скорее всего, зная, что улыбка – его сильная сторона.