Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 7. Дело сердитой девушки

Перри Мейсон улыбнулся.

— Судья Перли, — сказал он, — довольно упрям, и ему очень бы не хотелось признаться в своей ошибке. Фактически, если бы я задал ему тот же вопрос, когда он первый раз находился на свидетельском месте, он бы с возмущением отрицал подобный вариант и эта позиция так бы укрепилась у него в голове, что никакие последующие показания не заставили бы его даже на миг предположить, что он, возможно, ошибся.

Но то обстоятельство, что мне удалось продублировать обстановку таким образом, что его восприятие оказалось совершенно не подготовлено к происходящим событиям, дало мне возможность атаковать его с тыла, если можно так выразиться.

Конечно, — продолжал Перри Мейсон, — у меня в руках были все факты в тот момент, когда Артур Крин-стон, рассказывая мне об убийстве, говорил про телефонный звонок так, как будто он о нем ничего не знал, а узнал от полицейских.

Это была его ошибка, и роковая ошибка. Да еще то, что он в своих показаниях на суде не упомянул об этом телефонном разговоре.

Понимаете, он так зациклился на том, что никто не должен знать о том, что происходило в комнате, где был убит Нортон, что он выдумал все от начала до конца и слепо придерживался своей версии.

Это не умелая ложь. И не так надо лжесвидетельствовать. Опытный лжесвидетель говорит правду, где только возможно, и лжет только в тех местах, где это становится абсолютно необходимым. Те, кто выдумывает все от начала до конца, где-нибудь обязательно оступаются.

Но человеческий мозг странно устроен: в его распоряжении может оказаться множество фактов, а он не будет в состоянии их правильно сопоставить. В моем распоряжении достаточно долгое время находились все факты, пока я понял, что должно было произойти.

Понимаете, Кринстон усиленно пользовался кредитом фирмы. Сама фирма была, конечно, платежеспособна, но кредит самого Кринстона был подорван окончательно. Он сделал Грейвза своим сообщником, и они вместе обманывали вашего дядю; но когда банк послал уведомление вашему дяде, Эдвард Нортон впервые узнал, что произошло.

Можно представить себе дальнейший ход событий. Он ддл мистеру Кринстону срок, в течение которого тот должен был вернуть деньги, или же ваш дядя заявит в полицию. Когда Кринстону не удалось вернуть деньги, ваш дядя, действуя с хладнокровной решимостью, которая не знает жалости, снял трубку и вызвал полицейское управление.

Кринстон сидел рядом с ним, лишившись дара речи и понимая, что те слова, которые сейчас произнесет Нортон, приведут его, Кринстона, в тюрьму. Он услышал, как Нортон говорит: «Полицейское управление? Я хочу сообщить о преступлении…», и тут Кринстон начинает действовать слепо, под влиянием импульса. Он наносит Нортону внезапный удар, вероятно долго не раздумывая.

После этого он кладет трубку и тут понимает, что у полиции должна иметься запись этого разговора, а это неминуемо приведет к его разоблачению. И он поступает умно. Кринстон снова вызывает полицейское управление и выдает себя за Нортона. Ему нужно сообщить о каком-то преступлении, потому что ваш дядя уже успел произнести подобную фразу.

На столе лежал страховой полис на машину, и Артур Кринстон цепляется за эту ниточку. И вот тогда, когда вы услышали об убийстве дяди и зная, что Роб Глисон был в доме вместе с вами и что существует вероятность того, что либо вы сами будете замешаны, либо придется объяснить, что Глисон делал в этом доме, вы хватаетесь за прекрасную на первый взгляд возможность сфабриковать для себя алиби, заявив, что это вы раскатывали на «бьюике» в то время, когда ваш дядя сообщал о пропаже.

На первый взгляд тут чистая математика. Другими словами, человек с тренированным умом, сосредоточившись на уликах, сразу смог бы указать на убийцу. Однако я признаю, что обстоятельства дела были столь драматичны и необычны, что я какое-то время был сбит с толку и не мог понять, что же произошло.

Когда я наконец все понял, то понял также, что передо мной стоит очень трудная задача. Я был уверен, что смогу объяснить свою версию настолько убедительно, что либо вас оправдают, либо мнения присяжных разделятся. Но я понимал также, что если я не смогу заставить убийц выдать себя, то на вас всю жизнь будет лежать подозрение.

Я сразу же осознал, что ключевым свидетелем является судья Перли, а его самомнение и тщеславие сделают обычный перекрестный допрос бесполезным. Следовательно, я должен был придумать какой-то способ заронить в его голову тень сомнения, но так, чтобы он об этом не догадывался, а потом заставить его сомневаться в полную силу.